– Если я ошибся, – сказала я, – перстень останется у вас в качестве компенсации. А если нет… Если нет, он ещё пригодится.
В домике томалэ, куда привёл меня певец, пряно пахло травами и тревогой. Тревога пряталась в хрупкой фигуре, согнувшейся над столом, в ярких амулетах из пёстрых перьев и разноцветных камешков, развешанных по стенам, в сучковатой клюке, прислонённой к широкой скамье. Тревогой чернел трефово-пиковый расклад карт, который изучала хозяйка. И одиноко краснел в нём бубновый король, обещавший кому-то помощь благородного человека.
Томалэ славились своим искусством гадания, но по-настоящему предвидеть будущее могли немногие. Остальные же ловко обманывали простофиль, щедро плативших за обещания непременной удачи и счастья в понимании клиента – богатого жениха или благополучного исхода опасного дела.
Но от склонившейся над картами старухи на меня повеяло настоящим Даром, пусть и слабеньким.
Когда мы вошли, она подняла голову и что-то сказала по-томальски. Мой спутник ответил на том же языке, указывая на танцовщицу, которую ему пришлось тащить сюда почти силой. Его ответ встревожил старуху ещё больше. Она с трудом встала, подошла ко мне и пристально посмотрела мне в глаза.
О способностях томалэ завораживать взглядом ходило много баек. Особенно охотно рассказывали их те, кто по собственному ротозейству расстался с деньгами. Настоящих знающих, способных заморочить, заворожить бездарного, было не больше, чем хороших гадалок. Судя по всему, хозяйка домика была не только гадалкой, но и знающей. И она не просто смотрела, а испытывала, пытаясь понять, стоит ли всерьёз воспринимать моё обвинение. Я встретила её взгляд спокойно и уверенно, заставив старуху отвести глаза.
– С недобрыми вестями пришёл ты, изумрудный мой, – пробормотала она.
– Посмотри, знающая, и скажи, что я ошибся, – сказала я, показывая старухе следы порезов на руке танцовщицы.
Девица попыталась изобразить себя жертвой оговора, но лгать знающей было бесполезно. Не помогли красавице и слёзы, которыми она попыталась разжалобить нас с певцом. Но со зрителями ей не повезло. Певец застыл в растерянности, не зная, что предпринять, зато старуха лишь презрительно фыркнула.
– Даже плакать как следует не умеешь, – сказала она с усмешкой.
И я была с ней полностью согласна. Вся эта сцена попахивала фарсом, и не витай в этом домике предчувствие беды, можно было бы позабавиться. Но сейчас было не до забав.
Мне предстояло разобраться кто, когда и зачем проводил магические ритуалы в Версаново.
На первый вопрос точного ответа я так и не получила, поскольку танцовщица не знала своего соучастника, и не могла даже с точностью сказать, мужчина это был или женщина.
– Ты что, и в самом деле не смогла отличить мужчину от женщины? – ехидно спросила старуха.
Танцовщица вспыхнула.
– С ног до головы в плаще, да капюшон, да маска, – оскорблено сказала она. – Поди, разбери.
– Какая маска?
– Птичья… Клюв крючком, перья торчком.
Это уже что-то.
– А голос? – требовательно спросила старуха.
– Для мужчины – высокий, для женщины – низкий.
Похоже было, что неизвестный злоумышленник прибегал к помощи амулета, скорее всего, а исказителя звуков, причём слабенького. Но это всё мелочи. Куда интереснее оказалось упоминание о свечах. Среди ритуалов магии крови, как учили в Аспиднике, большинство проводились в темноте, разбавляемой только светом свечей, высота и цвет которых менялись от ритуала к ритуалу.
– А какие свечи он зажигал? – спросила я у танцовщицы.
– Никакие, – буркнула она.
– Как? Неужто не было ни одной свечки? – удивилась я.
– Нет, – ответила девица, но старуха тут же стукнула палкой по полу. Через пару минут и три стука палкой мы выяснили, что для ритуала неизвестный использовал семь больших чёрных свечей. Потом танцовщица подтвердила, что у злоумышленника было два ножа – тонкий острый нож с белой костяной рукояткой, и другой, с широким длинным лезвием, с деревянной рукояткой, выкрашенной в чёрный цвет. Другими словами, он использовал всё то, что следовало использовать для вызова мятежной души из-за Грани.
Чёрным ножом он что-то нарисовал на земле, потом белым порезал руку девицы и собрал её кровь в серебряный кубок, который осторожно поместил в центр рисунка.
– И что было дальше? Он зажёг свечи?
– Да, – ответила танцовщица.
– Он пробормотал что-то, и свечи, вспыхнув, погасли? – спросила я. Угасшие свечи были признаком присутствия вызванного духа, и чем сильнее был дух, тем больше гасло свечей.
– Да, – упавшим голосом ответила девица.
– Сколько свечей погасло? Две? Три? – продолжала расспрашивать я.
– Все, – ответила танцовщица.
– Все? – ошеломлённо переспросила я. Погасить семь больших свечей обычному духу не под силу. Это мог сделать только тёмный Страж, вырванный с Грани, отделяющей Этот свет от Того.
Кто же из стражей попал в ловушку призыва? Зверь? Палач? Надо срочно слать вестника в Канцелярию. Готового у меня нет, но за час сделаю, к утру он доберётся до столицы. Пусть присылают Золотых Аспидов. И через два дня те будут здесь вместе с ревизорами из Канцелярии. Вот пусть и разбираются. А я – не Аспид, я – Уж, хоть и Золотой.…
Через два слоя иллюзий несложно казаться спокойной, но сердце моё бешено стучало, когда я равнодушно произнесла:
– Потом свечи вспыхнули снова. Какого цвета были огни? Синего? Жёлтого?
Девица на мгновение заколебалась, раздумывая, солгать или нет, а потом неуверенно ответила:
– Кажись, зелёного.
– Не лги, – прервал её стук старухиной палки.
Танцовщица с ненавистью посмотрела на соплеменницу.
– Белого они были, белого!
Значит, Охотник. Значит, судьба была милостива, приведя сюда единственного из стражей, которого привлекает азарт погони, а не мучения добычи.
– Ты видела их не единожды? – я могла и не спрашивать. На запястье танцовщицы я различила два заживших Знака Боли и один свежий, обеспокоивший меня куда больше.
– А что худого, в том, что я смотрела на огоньки? – нагло улыбаясь, ответила девица.
– Действительно, что худого в призыве тёмного Стража? – Спросила я, позволив улыбке скользнуть по лицу иллюзии.
– Какого – такого тёмного стража, господин хороший? – попыталась удивиться танцовщица.
Но старуха сердито оборвала её:
– Хватит кривляться, Роза!
И добавила что-то по-томальски, отчего лицо красавицы исказила злобная гримаса.
Злится и боится. Но недостаточно, чтобы заговорить. Попробуем надавить посильнее.
