– Это ты во всем виновата, – крикнула она по-томальски. – Даром тебе это не пройдёт.
И высоко подняв окровавленный нож, Роза воскликнула:
– Лаадат та нур! [“Приди и возьми!” Перевод с тарского]
Снедаемый голодом, Жаждущий скитался по Предгранью в тщетной надежде набрести на душу безумца или сновидца. И тут до него донёсся слабый, еле различимый зов. Не теряя времени скользнул он в образовавшийся не Прорыв даже, а Прокол, в который не удалось бы протиснуться кому-то покрупнее. И сразу понял, что ему невероятно повезло. Здесь не было ни пентаграммы, ни защитных рун. Безмозглая смертная не озаботилась даже произнесением заключительной части призыва «на ар охтар» [ «не причиняя мне вреда» Перевод с тарского], и потому он волен был сделать с ней что угодно. О, Жаждущий был голоден и легко мог выпить её в один присест. Будь смертная одна, он так бы и поступил. Но здесь ждало настоящее пиршество: кони, люди, включая, к его великой радости, несколько одарённых – настоящее лакомство, способное если и не унять вечный голод, то хотя бы приглушить.
Потому, набросив на них оцепенение, Жаждущий жгучими чёрными каплями закапал с ритуального ножа.
– Нет, не меня! – взвизгнула смертная. – Возьми иииих.
Но капли уже текли с поднятой руки вниз, обжигая лицо и тело. И от прикосновений Жаждущего плоть чернела и истлевала.
– Нееет, – нечеловеческим голосом кричала жертва, и Жаждущий упивался букетом её страданий, приправленным ужасом остальных смертных.
Увлекшись трапезой, он не заметил, как мальчишка, с трудом преодолевая оцепенение, вытолкнул из себя одно единственное слово: «Папенька!» Зато появления призрачной борзой Жаждущий не пропустил. Сам по себе пёс был ему нестрашен, но вот хозяин пса… С досадой подумав, что с трапезой следует поторопиться, Жаждущий одним глотком осушил то, что оставалось от жертвы.
Крик оборвался. Прошелестела одежда, звякнули о землю монисты. И в наступившей тишине Жаждущий чёрной тучей, почти неразличимой в ночи поплыл к смертным, надеясь выпить хотя бы парочку до появления Охотника.
Странное оцепенение, сковавшие не только члены Яшки, но и все её мысли, с появлением призрачного пса не спало, но ослабело. И Яшка вспомнила как бежала от Охотника, и как надетый на палец перстень с опалом развеял страх, принёс успокоение. Вспомнила, как разглядывала перстень бабушка Фатха, что-то бурча себе под нос.
– Добрый перстенек, – сказала Фатха наконец. – И от дурного сна тебя защитит, и от чёрного колдовства. Носи его, девочка, не снимай.
И Яшка не снимала даже во сне. И не потому, что боялась плохих снов, или страшилась потерять его. Перстень был дорог уже тем, что подарен был красавцем Виталионом. Но Виталион Павлович был не только красив, но благороден и отважен. Никто из завсегдатаев «У томалэ» не мог сравниться с ним ни удалью, ни мудростью. И ни капли Яшка не жалела, что вняла странному сну и признала перед ним долг жизни. Когда-нибудь она сможет доказать Виталиону… Что именно нужно доказать, Яшка ещё не знала, и всё же…
Ей вспомнился разговор в кабинете Виталиона Павловича.
– Твой собственный Дар, – сказал он тогда, – едва пробудился. И тебе нужен наставник, который научит тебя обращаться с ним.
– А сейчас я что-нибудь могу? – спросила с волнением Яшка.
– Сможешь, – ответил, чуть помедлив, Виталион Павлович. – Но ты не умеешь себя контролировать. И, зажигая свечу, ты можешь спалить дом, а пытаясь прихлопнуть комара – убить лошадь. Но главное, что ты – брежатая[21]. Твой Дар – защищать Этот Свет от прорвавшихся в него тварей из Предгранья.
Яшка слушала, затаив дыхание, но, услышав про брежатую, вспомнила про Охотника и спросила:
– И как мне воспользоваться Даром?
– Не знаю, – к её разочарованию, пожал плечами Виталион Павлович. – Я не силён в этой области. И надеюсь, что тебе не скоро придётся практиковаться в ней.
Тонкие нити-щупальца протянулись от чёрной кляксы, пожравшей Розу, к призрачной гончей. И Яшка поняла, что времени на воспоминания у неё нет. Всё, что у неё есть, это опаловый перстень и огромное желание уничтожить или хотя бы изгнать страшную тварь.
Девочка по-прежнему не могла пошевелить даже пальцем, и потому потянулась к перстню, мысленно погладив его и сосредоточившись на своём желании. И упала на колени от неожиданно охватившей слабости, когда сноп ярких разноцветных искр рванулся от кольца к чудовищному пришельцу. Пчелиным роем закружили они вокруг него. Забыв о борзой, он принялся беспорядочно размахивать щупальцами, отращивая всё новые и новые. Но искры лишь мельтешили вокруг него, без труда уворачиваясь от твари.
Жаждущий недолго колебался, выбирая между вожделенной добычей и собственной шкурой. И бежал от назойливых искр, каждое прикосновение которых обжигало его нежную субстанцию.
Чёрная клякса исчезла с громким хлопком. Погасли искры. На мгновение воцарилась тишина, которую нарушил громкий голос обозницы.
– Ну, вот и всё, – удовлетворённо сказала она. – Можно ехать.
Госпожа Федоткина сбросила чары отстранённости, и обернулась к спутникам, привычно ожидая восторга зрителей. Но восторга не было. Яшка сидела на траве, закрыв лицо руками, Аннет рыдала в объятиях штабс-ротмистра, а на его висках серебрилась седина, которой не было ещё несколько минут назад.
Гипантий 5
Помню первый бал – дрожащие колени и гордо поднятая голова, помню и первый полонез в роли хозяйки дома, когда надеждная рука Алексея помогла мне справиться с волнением. И теперь, в нашем последнем полонезе, вёл он меня легко и уверенно.
Я ступала торжественно, пряча за небрежной улыбкой сожаления об Этом свете и смятение, охватывающее при мысли о Том. И мне хотелось, чтобы танец этот под аккомпанимент тишины длился вечно. Алексей, похоже, чувствовал что-то подобное, поскольку вёл меня медленно, очень медленно. И расстояние до Грани не сокращалось ни на шаг. Внезапно спутник мой насторожился и преобразился. И вёл меня уже не супруг, а Страж, светлый Страж, облачённый в сияние, облечённый властью. В мгновение ока Грань приблизилась, оставалось лишь сделать последний шаг.
Но сделать его помешал возникший перед нами тёмный Страж. Его крылья цвета грозового неба распахнулись, преграждая нам путь.
– Её срок ещё не вышел, Светлый, – холодно сказал пришелец, в котором с большим трудом я узнала Аэрта. Шкуру на его плечах сменил туман Грани, вместо копья в его руке сверкала молния. И в душе моей шевельнулась слабая надежда на возвращение к жизни, вкус к которой я ощутила в последние несколько дней. Шевельнулась и вновь замерла, потому что я не готова была выживать любой ценой. И всё же…
Появление незнакомца и его слова не смутили светлого Стража.
– Это её выбор, – бесстрастно ответил он.
– Ты не в своём праве, Светлый, – сказал Аэрт, и молния в его руках сверкнула ещё ярче. – Ты будешь наказан.
