Волков встал.
– Что, Натан Давидович?
Глозман отошел за стол.
– Или ты ничего не искал и всю эту историю с болезнью Ади придумал для того, чтобы забрать у меня деньги. Ты приехал не потому, что Адина больна и ей нужна квалифицированная помощь.
Волков вздохнул.
– Эх, старый ты пень, Натан Давидович, – перейдя на «ты», с притворной досадой в голосе проговорил он. – Ну чего ты треплешь языком своим поганым? Чего выдумываешь? Ухов какой-то. Отдал бы деньги и жил дальше, оплакивая дочку, но нет, начал плести невесть чего.
– Что? Оплакивая дочь? Что ты сказал, подонок?
– За подонка я тебя прощаю, все какой-никакой, а родственник. Адина же твоя доживает последние дни, у нее туберкулез. А я действительно приехал за деньгами. Тебе одному зачем столько? Помрешь ведь скоро, и кому все достанется? Дочка-то уже в гробу будет, в земле сырой. Кому достанутся твои богатства, папаша?
– Ты нелюдь, мразь, хуже дикого зверя, – прокричал Глозман, пораженный страшной правдой.
– И эти слова прощаю. Видишь, я сегодня совсем не злой, а знаешь, почему так? У тебя в сейфе лежит то, что мне нужно. Ведь я начинаю новую жизнь. А без средств ныне никуда.
– Ты ничего не получишь. Я не отдам тебе драгоценности!
– А куда же ты, папаша, денешься? Код сейфа мне не нужен, как и ключи. Я открою твой ящик и без них.
Глозман вдруг рассмеялся:
– Нет, гаденыш, не откроешь. Не видать тебе драгоценностей.
Федор прищурился:
– Вот, значит, как? Ладно. Но запомни, если я не привезу деньги, то твою дочь как последнюю нищенку выбросят из больницы, и будет она подыхать на улице. Тяжко, мучительно. А ты будешь валяться у своего сейфа, потому как я сломаю тебе хребет. И черт с ними, с твоими драгоценностями.
– Ты нелюдь.
– Я уже слышал это.
– Я буду кричать.
– Давай! На помощь никто не придет. Впрочем, ты и не успеешь поднять шума. Не веришь? – Волков достал из кармана перочинный нож, открыл его. – Я не слышал, чтобы кричали люди, которым вырезали язык. – Он перепрыгнул через стол и прижал ювелира к стене. – Ну? Давай, папаша, вопи! – Федор поднес к его лицу раскрытое лезвие. – Ори, сволочь старая!
Глозман понял, что Волков теперь уже не оставит его в живых. Получит он ценности или нет, но обязательно убьет его. Хотя, если согласиться передать драгоценности, то появится шанс выскочить в подъезд и поднять шум. На набережной у моста постоянно несет службу городовой. Дворник уже закрыл ворота, быстро или под угрозой он их не отопрет. Да и офицеры, которые снимают апартаменты напротив, не спят. Они не испугаются, выйдут узнать, что за шум. Волкову же нельзя терять время на убийство. Он побежит и попадется. Его возьмут. Да, надо подчиняться.
Глозман почувствовал боль в сердце, охнул.
– Чего?
– Сердце! Капли на шкафу.
– Код! Потом будут капли, таблетки и даже доктор. Ну?
– Ты не сможешь открыть сейф, даже зная код.
– Это еще почему?
– Комбинация не сложная, но цифры повторяются. Стоит неправильно нажать одну из кнопок, и все. Сейф заблокируется. Открыть тогда его сможет только представитель фирмы-изготовителя. Всего одна ошибка. Дай мне капель, и я открою тебе сейф.
– Сначала дело!
– Мне плохо, Федор. Ты же не хочешь, чтобы я умер прямо сейчас?
– Ладно, – согласился Волков. – Но гляди, папаша, если что…
– Капли, Федор.
Волков провел Глозмана к шкафу.
Тот взял пузырек и мензурку, дрожащими руками накапал немного резко пахнущей жидкости, выпил ее, постоял, согнувшись, с десяток секунд, выпрямился и сказал:
– Вроде полегчало. Мне воды бы еще.
– А может, и ужин в ресторане? Оклемался, вот и нормально, давай к делу, папаша!
– Возьми ключи, они на моей кровати, под матрацем.
– Пойдем вместе. Нехорошо шарить по чужим вещам. Адина не поняла бы меня, – заявил Волков.
– Какая же ты все же мразь!
– Какой уж есть, дорогой тестюшка. Давай, двигай.
Волков и Глозман с ключами прошли в кабинет.
У сейфа Федор остановил ювелира.
– Ты вот что, папаша, давай без дураков. Иначе я не сразу стану ломать тебе хребет, сначала отрежу язык и положу на ящик. Будешь лежать и смотреть на него. А теперь открывай!
Глозман нажал восемь кнопок. Внутри что-то щелкнуло, затем он вставил ключи в две скважины и одновременно повернул их. Массивная дверь открылась.
Волков отодвинул ювелира и заглянул в сейф. Там лежала небольшая сумка.
– Где драгоценности, Натан Давидович? В сумке?
– Да. Забирай и уходи!
– У тебя тут и пачка ассигнаций, а говорил, что без наличности остался.
– Это запас на черный день.
– Так вот он и наступил, самый черный для тебя день. – Волков полез в бюро.
Глозман понял, что если пытаться бежать, то сейчас. Он что есть силы толкнул Волкова на сейф и рванулся за стол, но Федор был проворнее пожилого ювелира. Он догнал Глозмана у двери кабинета. В его руке блеснула сталь небольшого ножа.
– Нет, – вскрикнул несчастный старик, схватился рукой за сердце и побледнел.
Глаза его закатились, и он рухнул на пол.
– Опа! – воскликнул Волков. – Чувств, что ли, лишился старикан. Ох уж мне эти интеллигенты. Валятся в обморок, как девицы, узнавшие о том, что беременны.
Волков наклонился над тестем. Глозман не дышал, на углах губ показалась пена. Пульс не прощупывался. Волков распахнул его халат и приник к груди. Сердце не билось.
– Вот те на! – Убийца усмехнулся. – Сдох от страха. Ну да то и к лучшему. – Он поднялся.
В это время в дверь громко постучали.
– Откройте, полиция.
На этот раз побледнел и затрясся сам Волков. Полиция. Но почему? Откуда? Соседи услышали шум и вызвали? Но стены-то здесь толстые, особо ничего не услышишь.
В дверь постучали сильнее.
– Откройте дверь, или ломаем!
Федор бросился в кабинет, захлопнул дверку сейфа, выглянул в окно. На улице никого не было.
Он быстро протер нож, чтобы не оставалось отпечатков, выбросил его в форточку, осмотрелся, рванулся в прихожую, открыл дверь.
– Слава богу! Помогите, вызовите врача. У тестя с сердцем плохо.
Один из двух жандармов прошел в кабинет, где у дверей лежало тело мертвого ювелира.
– Не надо докторов. Господин Глозман мертв.
Второй жандарм достал револьвер, направил его на Волкова.
