В этот момент я услышал стук в дверь, сестра встала и пересекла комнату.
— Хэлло, мисс Бакстер, — сказала она.
— Как он? — спросила Дженни.
— Все так же.
Дженни здесь! Лишь большим усилием воли я заставил себя не открывать глаза. Слишком рано. Нужно сделать вид, что я возвращаюсь к жизни медленно, так, чтобы иметь возможность отступить в притворный обморок, если полицейский станет прижимать меня. Сознание того, что Дженни приехала в Парадиз-Сити и интересуется моим состоянием, подействовало на меня как бодрящая инъекция.
— Можно на него посмотреть?
— Конечно.
Я лежал закрыв глаза, с сильно бьющимся сердцем и прислушивался к движению у моей постели.
— Как он плохо выглядит. Огорчение в голосе Дженни очень много для меня значило.
— Ничего удивительного. Он перенес операцию мозга и был на волосок от смерти, но доктор Соммерс говорит, что теперь опасность позади. Надо только подождать, пока он придет в себя.
Прохладные пальцы Дженни прикоснулись к моему запястью. Меня подмывало открыть глаза, взглянуть на нее, увидеть ее небрежно причесанные волосы и выражение доброты в заботливых глазах, но для этого еще не пришло время. Ради собственной безопасности я должен ждать. Потом послышался звук открываемой двери и голос Лепски:
— Если это была кошка сестры-хозяйки, то мне по душе ленч из кошки. Приветствую вас, мисс Бакстер, — продолжал он. — Видите, он без изменений.
— Да.
Я услышал вздох Дженни:
— Сестра, вы известите меня, когда он придет в себя?
— Конечно.
Шорох, шаги. Я не осмеливался даже приподнять веки, слыша, как Лепски устраивался возле меня на стуле. Потом дверь закрылась. Дженни ушла.
— Она мне нравится, — сказал Лепски. — Есть в ней что-то этакое. Она влюблена в парня без памяти, верно?
— И не говорите, — согласилась сестра.
— Угу.
Наступила длинная пауза, затем Лепски продолжал:
— Пару месяцев назад меня произвели в детективы первого разряда. Трудно в это поверить, так мной помыкают! Сижу в этой проклятой палате день за днем! Они хотят меня убедить-, будто это очень важно.
— Я просто не могу уразуметь, в чем тут дело, — отозвалась сестра. — Вот вы бы мне объяснили. Я читала все газеты, но там ничего толком не сказано, написано только, что мистера Фремлина убили. Как все это понимать?
— Строго между нами, мы и сами не знаем. Мы ждем, пока Карр очнется и расскажет, что же там стряслось. Мы считаем, что украдена какая-то большая ценность, только не знаем какая.
— Значит, вы не понимаете, в чем тут дело. Ну так мы с вами в одинаковом положении. Я слушал с напряженным вниманием.
— Но ведь у вас есть какие-то улики? — спросила сестра.
— Детка, вы читаете слишком много детективов. — В голосе Лепски звучала горечь. — Нам известно только, что мужчина и женщина вломились к Фремлину, подстрелили его, вывели из строя Карра и смылись. У нас есть описание их внешности. Ночной вахтер слышал выстрелы и видел, как они убегали. От его описания никакого толку. Значит, все зависит от того, что видел и знает Карр. Вот я и сижу здесь. Ясна картина?
— Я рада, что я не полицейский.
— Ну, мы с вами пара.
После продолжительной паузы Лепски спросил:
— Что на ужин?
— Вы только что поели, мистер Лепски.
— Неважно, я человек предусмотрительный. Так что на ужин?
— Не знаю. Зависит от настроения поварихи.
— Вот как? А если ей сказать, что я приду и подниму ей настроение, если она состряпает что-нибудь вкусненькое?
Сестра засмеялась:
— Так говорить неприлично, мистер Лепски.
— Ваша правда. Обалдеешь тут, сидя и глядя на этого малого. Вы уходите?
— Конечно, ухожу, а то вам вздумается еще поднимать и мне настроение.
— Хорошая мысль. Если бы я не был солидным женатым человеком…
Я услышал, как закрылась дверь. Да, выходит, они не знают о краже колье. Пусть Лоусон видел Рею и Фела. Лепски правильно сказал, что это не имеет никакого значения. Переодетые, тем более бегущие, они имели все шансы остаться неузнанными. Обдумав ситуацию, я решил не подавать признаков жизни в течение еще хотя бы нескольких часов. Нельзя дать Лепски заподозрить, что я слышал его разговор с сестрой. Я лежал тихо и думал, а время шло. У меня болела голова, раздражала возня Лепски. Время от времени заглядывала сестра. Наконец появился врач, и я решил, что настал подходящий момент.
Услышав, как он здоровается с Лепски, я пошевелился, тихо застонал и, взглянув в склонившееся надо мной толстое лицо, зажмурился.
— Он приходит в себя.
— Да ну! Вот новость так новость! — воскликнул Лепски.
Я вновь открыл глаза, поднес руку к голове полной тупой боли и потрогал бинты.
— Как вы себя чувствуете, мистер Карр? — спросил врач.
— Где я?
Это была классическая реплика человека, очнувшегося от беспамятства.
— Вам незачем волноваться. Вы в городской больнице. Как вы себя чувствуете?
— Голова болит.
— Сейчас будет лучше. Только лежите спокойно, мистер Карр.
— Сидней… Они его убили.
— Ни о чем не тревожьтесь. Я сделаю вам укол, и вы отдохнете. Торопиться некуда. Времени сколько угодно.
— Эй! Погодите! Я хочу с ним поговорить, — с лихорадочной торопливостью закричал Лепски. — Это важно.
— Пока никаких разговоров с моим пациентом, — отрезал врач. — Сестра…
Секундой позже я почувствовал прикосновение тампона к руке, а потом укол шприца. Медленно погружаясь в забытье, я подумал, что время работает на меня. Я не особенно рвался к разговору с Лепски, но знал, что в предстоящей партии в покер мои карты сильнее.
Меня разбудило солнце. Я пошевелился, приподнял голову, потом, моргая, огляделся. Головная боль прошла. Сознание было ясным. В противоположном конце комнаты стоял высокий, худой, сильно загорелый человек, в котором я угадал Лепски. Возле кровати сидела привлекательная сестра, которая встала и наклонилась надо мной, увидев, что я зашевелился.
— Хэлло, мистер Карр. Теперь вам лучше? Я поднес руку к голове:
— Что случилось?
— Не волнуйтесь. Я позову доктора Соммерса. Она отошла к телефону, а на меня спикировал Лепски. Я увидел над собой жесткие, бледно-голубые глаза копа.
— Привет, мистер Карр. — Он понизил голос. — И рад же я снова видеть вас в живых. Не имеете желания поговорить?
