И вот взял в жены Асланбек совсем юную Динару, дочку одного из придворных поэтов, и случилось чудо – родила Динара Асланбеку сына. Да не просто сына, а самого настоящего богатыря! Мальчика так и назвали Батыром, то есть Богатырем. И рос Батыр, сын Асланбека, не по дням, а по часам, отец на него нарадоваться не мог, и даже как-то сразу присмирел в своей жадности, только забрал у ювелира на базаре бусы индийских рубинов, чтобы Динару свою одарить, а больше с рождением сына почти и не появлялся на улицах и базаре благородной и царственной Бухары.
Однако, как бы ни был счастлив Асланбек в своем доме, но нельзя ему было забывать и о службе, иначе он мог лишиться всего, даже головы. Начальник стражи обязан появляться при дворе эмира и сливать свой голос с хором льстецов, потому что, если нет в Бухаре никаких волнений, если исправно подслушивают шпионы, а стражники – собирают мзду, то льстить эмиру – единственная забота начальника стражи, а уж следить за порядком – дело его подчиненных.
Как-то раз ехал Асланбек на своем великолепном арабском жеребце во дворец к эмиру. Настроение у него было не слишком хорошим – ему не хотелось оставлять юную Динару, жену свою, и сына Батыра. И вдруг увидел Асланбек на узкой бухарской улице старуху, одетую в простые темные одежды и спешащую куда-то по своим делам. Вы спросите, что же тут необычного? Мало ли старух встречается на узких улочках благородной и царственной Бухары! Или Асланбек впервые увидел старуху в темных одеждах? Вы смеетесь, и зря смеетесь. Обычная бедная старуха, каких множество можно встретить на улицах Бухары, ни за что не привлекла бы внимание Асланбека, даже если бы, сохрани ее от этого Аллах, бросилась на колени перед его конем с криком: «Защиты и справедливости!», умоляя спасти ее от разбойников. Впрочем, никакой обычной бедной старухе такое просто никогда не пришло бы в голову. Этой тоже не пришло, однако была она старухой необычной. Почуял Асланбек, что хоть и просто одета старуха, а есть у нее, чем поживиться начальнику эмирской стражи. Да, Асланбек давно уже не грабил горожан, но не потому, что смягчилось сердце его или уменьшилась жадность, и не потому, спаси Аллах, что потерял он чутье на богатство, а потому, что не хотел лишний раз оставлять Динару и сына.
Чутье на богатство не подвело Асланбека и на этот раз. Когда объехал он старуху на своем великолепном арабском жеребце и приказал ей остановиться и предъявить ему, начальнику эмирской стражи, то, что она так тщательно прячет за пазухой, женщина не задрожала, как это бывало со всеми, к кому обращался Асланбек, а спокойно достала из-за пазухи и протянула ему пару сапфировых серег старинной работы. «Неплохо будет принести такие в подарок моей Динаре», – промелькнула мысль в Асланбековой голове, мысль, единственно для него в этой ситуации возможная.
– Окуда у тебя эти серьги, женщина? – обратился Асланбек к старухе, забирая у нее роскошное украшение.
– Они мои, и принадлежат мне по праву, человек, – с достоинством ответила старуха. Асланбека же в самое сердце поразило то, с какой наглостью посмела разговаривать с ним эта простолюдинка. Какое-то недоброе чувство шевельнулось в душе стражника, но тут же замерло – жажда овладеть роскошными серьгами оказалась сильнее недобрых предчувствий.
– Или ты сейчас же докажешь свои права, или я представлю тебя на суд эмира, да продлит Аллах его годы, – Асланбек говорил так всем, кого собирался ограбить. Никто не ждал от эмира справедливого суда, но никто и не боялся угроз Асланбека, ведь если он потащит владельца приглянувшейся ценности на эмирский суд, то не видать ему этой ценности как своих ушей – она займет свое достойное место в сокровищнице эмира.
– Я не собираюсь ничего доказывать тебе, человек. Отдай мне серьги и езжай своей дорогой, пока не поздно, – старуха нисколько не боялась ни суда эмира, ни грозного Асланбека на великолепном арабском жеребце. Она спокойно протянула руку за своими серьгами.
– Поздно?! – Асланбек рассмеялся ей в лицо. – Ты смеешь угрожать мне, женщина! Если так, то сама придешь к величайшему из великих, к эмиру Бухарскому, да продлит Аллах его годы, за своими серьгами, и пусть справедливейший суд преславного эмира Бухарского, да благословенно имя его, удостоверит справедливость твоих слов. Асланбек развернул коня и поскакал к эмирскому дворцу. Он уже спешил, ведь беседа со старухой отняла у него время, а опоздать к эмиру ему и в голову не приходило, поэтому стражник не услышал, как прошептала старуха ему вслед проклятие.
Здесь я должен отвлечься от повествования о знатном, но, увы, нисколько не благородном и отнюдь не царственном Асланбеке, но, если разум ваш свободен от цепей стереотипов, не упрекнете вы меня за это отступление, ибо, как сказал поэт: «Невелик разум человека, который умеет ходить только прямо и не подбирает золота, если оно лежит немного в стороне». Отвлечься же я должен ради этой странной старухи, что не испугалась незабвенного Асланбека.
Вы заметили, что она, нисколько не смущаясь своего низкого положения, называла Асланбека «человек»? Это может показаться странным любому, кто не ведает, что на земле рядом с людьми живут многие и многие, с легкостью принимающие людской вид, не будучи людьми. Да, странная старуха не была человеком: Асланбек повстречал на узкой улице благородной и царственной Бухары гуля. Даже младенец, пищащий в своей колыбели, требуя материнскую грудь, знает, что гули могут принимать человеческий вид, причем чаще всего принимают вид старых женщин. Живут гули на кладбищах, так как питаются мертвечиной, и горе тому, кто по случайности или как-нибудь еще окажется ночью на таком кладбище! Все, что зарыто в могилу вместе с покойным, гули считают своей неотъемлемой собственностью, поэтому больше всего ненавидят они кладбищенских воров. Рассказывают даже, что к одному известному всему Востоку кладбищенскому вору ходил каждую ночь гуль… Но эту историю вы узнаете в другой раз, сейчас же позволю себе вернуть верблюда своего красноречия на прямую тропу, ведущую к оазису вашего сознания, и продолжить историю незабвенного Асланбека. Забрав серьги у гуля, Асланбек нажил себе беспощадного и жестокого врага – гули не прощают обид. И немного на всем Востоке людей, способных одолеть гулей, я, по крайней мере, знаю только двоих: славного Ходжу Насреддина и не менее славного, только, как бы это выразиться… пo-другому Багдадского вора.
Вы спросите, почему гуль, прикинувшийся бедной старухой, сам отдал серьги Асланбеку? Я отвечу вам. Гуль в образе человека и сил имеет столько же, сколько их у человека, поэтому, будучи бедной старухой, он никак не мог противостоять Асланбеку. А уж по каким делам занесло гуля в благородную и царственную Бухару, где, чтобы спокойно все управить, принял он человеческий облик, про то только гуль и знает. При дворе эмира дела поглотили начальника эмирской стражи настолько, что домой он смог вернуться только через четыре дня, и о странной старухе с ее сапфировыми серьгами все это время не вспоминал вовсе. А когда вернулся… Вряд ли возможно описать то, каким застал Асланбек дом свой, вернувшись из эмирского дворца, – лишь гениальной кисти Айвазовского по силам передать бурю, обуявшую всех чад и домочадцев его – стоны и вопли проникали даже через каменные ограды, и соседи беспокойно ворочались в своих постелях, не понимая, что нарушает их сон звездной душной ночью. Буря была вызвана горем юной Динары, прекрасной жены Асланбека. Пока Асланбек пропадал во дворце, ее сын Батыр почему-то оглох. Вы, верно, уже поняли, что это была месть гуля, у которого Асланбек забрал сапфировые серьги, но ни юная Динара, ни сам Асланбек этого не знали, правда, нет-нет да и мелькало в голове Асланбека лицо той старухи, да тут же терялось, заслоненное более важными мыслями, например болезнью сына…
