– Могу я поговорить с тобой, принц Спархок? – Это
был Заласта. В сумерках отчетливо белело его стирикское одеяние.
– Конечно, мудрый.
– Боюсь, что я пришелся не по нраву твоей жене, –
сказал маг. – Она старается быть вежливой, но ее неприязнь ко мне
очевидна. Может быть, я чем-то оскорбил ее?
– Не думаю, Заласта.
Чуть заметная горькая усмешка тронула губы стирика.
– Значит, это то, что мои соплеменники называют
«эленийский недуг».
– Сомневаюсь. Я сам воспитывал ее и сумел втолковать
ей, что извечные предрассудки эленийцев не имеют под собой оснований. Ее
отношение к стирикам происходит от моего, а рыцари церкви любят стириков –
особенно пандионцы, потому что нашей наставницей была Сефрения. Мы все обожаем
ее.
– Да, – улыбнулся маг, – это я заметил. Мы и
сами здесь не безгрешны. Наша неприязнь к эленийцам почти так же лишена
здравого смысла, как ваша неприязнь к нам. Стало быть, нелюбовь твоей жены ко
мне может происходить и из иной причины.
– Вполне вероятно, мудрый, что виной всему твой акцент.
Моя жена – сложная натура. Она очень умна, но и ей случается поступать вопреки
здравому смыслу.
– В таком случае мне лучше не мозолить ей глаза. Отныне
я поеду верхом. То, что мы сидим рядом в карете, лишь усиливает ее неприязнь.
Мне и прежде доводилось делать общее дело с людьми, которые относились ко мне
неприязненно, и это мне не так уж и мешало. Как-нибудь на досуге я постараюсь
завоевать ее сердце. – Заласта коротко улыбнулся. – Я очень хорошо
умею завоевывать сердца, когда мне этого хочется. Он посмотрел в глубь ущелья,
где в надвигающейся темноте белели пенные перекаты горного ручья.
– Принц Спархок, существует ли хоть малейшая
возможность вернуть Беллиом? – уже серьезно спросил он. – Боюсь,
что без него мы находимся в весьма невыгодном положении. Нам просто необходимо
нечто до такой степени могущественное, чтобы уравновесить наши силы с целой
компанией богов. Волен ли ты сказать мне, где именно ты бросил Беллиом в море?
Возможно, я сумел бы помочь тебе достать его.
– Я волен говорить об этом безо всяких ограничений,
мудрый, – невесело ответил Спархок. – В ограничениях нет нужды,
потому что я ни малейшего понятия не имею, где находится это море. Место
выбирала Афраэль, и она же устроила все так искусно, что мы не смогли узнать,
где находимся. Можешь задать этот вопрос ей, только я могу побиться об заклад,
что она тебе не ответит.
Заласта усмехнулся.
– Она все же чуточку своенравна, верно? – сказал
он. – Но несмотря на это, мы все любили ее.
– Да, верно, ты ведь вырос в одном селении с ней и
Сефренией.
– Это так, и я горжусь тем, что могу называть их своими
друзьями. Держаться на равной ноге с Афраэль было и увлекательно, и очень
нелегко. У нее весьма живой ум. Она объяснила тебе причину, по которой желала
сохранить в тайне местонахождение Беллиома?
– Не слишком внятно, но мне думается, она сочла, что
Беллиом чересчур опасен, чтобы оставлять его на свободе. Он куда более вечен, чем
сами боги, и, видимо, намного могущественнее их. Я не стал бы и пытаться
вообразить себе, где и когда он зародился, но, похоже, это один из тех
стихийных духов, которые принимали участие в сотворении вселенной. –
Спархок улыбнулся. – Когда я узнал об этом, то изрядно перетрусил. Я носил
в шести дюймах от сердца то, что способно зажигать новые солнца. Мне кажется, я
могу понять, отчего Афраэль побаивается Беллиома. Она как-то сказала нам, что
боги не могут ясно видеть будущее, и она не знает, что может произойти, если
Беллиом попадет в дурные руки. Мы с ней уже нешуточно рисковали уничтожить весь
мир, только бы Беллиом не попал в руки Азеша. Афраэль хотела спрятать Беллиом
там, где бы никто не мог до него добраться.
– Она совершила ошибку, принц Спархок.
– На твоем месте я бы ей этого не говорил. Она может
решить, что ты ее критикуешь. Заласта улыбнулся.
– Афраэль знает меня и не сердится, когда мне
вздумается покритиковать ее. Если, как ты говоришь, Беллиом – одна из тех
стихий, которые творили вселенную, ему нужно позволить продолжать свой труд.
Без этого вселенная будет несовершенна.
Спархок пожал плечами.
– Афраэль сказала, что этот мир не будет существовать
вечно. В назначенный срок он разрушится, и тогда Беллиом обретет свободу.
Человеческий разум содрогается от одной этой мысли, но мне думается, что целые
эпохи, прошедшие с того мгновения, когда Беллиом попал в ловушку этого мира, и
до мгновения, когда наше солнце взорвется и мир погибнет в огне – не более чем
один миг для духа, заточенного в Беллиоме.
– У меня самого, принц Спархок, перехватывает дух при
мысли о вечности и бесконечности Беллиома, – признался Заласта.
– Думаю, мудрый, что нам придется смириться с тем, что
Беллиом потерян для нас навсегда, – сказал Спархок. – Согласен,
положение у нас весьма невыгодное, но помощи, похоже, нам ждать неоткуда.
Боюсь, что придется справляться собственными силами.
Заласта вздохнул.
– Вероятно, ты прав, принц Спархок, но нам жизненно
необходим Беллиом. Наша победа или поражение целиком зависят от этого камня.
Думаю, нам стоит обратиться к Сефрении. Нужно убедить ее потолковать с
Афраэлью. Сефрения имеет большое влияние на свою сестру.
– Я это уже заметил, – кивнул Спархок. –
Какими были они обе в детстве?
Заласта помолчал, глядя в надвинувшуюся тьму.
– С рождением Афраэли наше селение переменилось, –
проговорил он. – Мы сразу поняли, что она не обычное дитя. Все младшие
боги обожают ее. Среди них она единственный ребенок, и за многие эры ее
избаловали просто немыслимо. – Заласта слабо усмехнулся. – Искусство
быть ребенком она довела до совершенства. Детей всегда любят, но Афраэль так
искусно склоняет людей полюбить ее, что может растопить наитвердейшее сердце.
Боги всегда получают то, что хотят, но Афраэль еще и вынуждает нас делать то,
что ей хочется, из любви к ней.
– Это я тоже заметил, – мрачно вставил Спархок.
