– Конечно, не могу, Спархок. Когда мы создаем иллюзию,
никто не может отличить ее от настоящего. Какой прок был бы от иллюзии, если бы
ее можно было распознать с первого взгляда?
– Ты сказала «мы». Если это и вправду была иллюзия,
стало быть, ее сотворил бог?
– Да – впрямую либо косвенно. Впрочем, если это была
косвенная иллюзия, то сотворивший ее имеет большой вес в глазах своего бога. Мы
не отдаем так много силы слишком часто – или слишком охотно. Не ходи вокруг да
около, Спархок. Что тебя беспокоит?
– Сам не знаю, Афраэль, – признался он. –
Просто что-то было не так.
– Конкретнее, Спархок. Мне нужно хоть что-то
конкретное, чтобы было от чего оттолкнуться.
– Мне просто показалось, что все это было чересчур, вот
и все. У меня было четкое ощущение, что некто просто красуется перед нами,
словно незрелый юнец.
Она задумалась, надув пухлые губки.
– Возможно, мы и впрямь незрелы, Спархок. Это одна из
опасностей нашего положения. Нет ничего, что угрожало бы нам и заставило бы нас
повзрослеть, так что мы можем давать себе волю сколько угодно. Я и в себе самой
сколько раз это замечала.
– И ты тоже?
– Не вредничай, отец, – Даная произнесла эти слова
почти рассеянно, ее черные тонкие брови напряженно сошлись над
переносицей. – Это вполне согласуется, – добавила она. – Тогда,
в Астеле, Сабр проявлял явный недостаток взрослости, а ведь им кто-то ловко
управлял. Возможно, ты только что обнаружил одну из наших слабостей, Спархок. Я
предпочла бы, чтобы ты не применял этого наблюдения ко мне лично, но все же
имей в виду, что все мы, с твоей точки зрения, в некотором роде незрелые юнцы.
Боюсь, я сама просто неспособна это заметить. Если это общий наш недостаток, я
подвержена ему точно так же, как и другие. Мы все обожаем производить
впечатление друг на друга, а хороший тон требует делать вид, что ты впечатлен,
когда кто-то красуется перед тобой. – Богиня скорчила гримаску. –
Боюсь, это уже привычка. Крепко держись за свой скептицизм, Спархок. Твое холодное
неверие может оказаться нам весьма полезным. А теперь, пожалуйста, отправляйся
спать. У меня много дел.
Они пересекли горы Атана и по восточным отрогам спустились к
границе. Разница между землями Атана и Тамула оказалась резкой и на редкость
очевидной. Атан был диким краем лесов и гор, Тамул – гигантским ухоженным
парком. Здешние поля выглядели до тошноты аккуратно, а холмы, казалось, были
возведены искусственно, дабы тут и там улучшить пейзаж. Крестьяне трудились
прилежно, и на их лицах не было ни следа нищенской безнадежности, столь
привычной для крестьян и крепостных в эленийских королевствах.
– Все дело в организации, мой дорогой Эмбан, –
говорил Оскайн маленькому толстому священнику. – Ключ к нашему успеху –
организация. Вся власть в Тамуле исходит от императора, и все решения
принимаются в Материоне. Мы даже говорим нашим крестьянам, когда нужно начинать
сев, а когда – собирать урожай. Я готов признать, что такой метод управления
имеет свои недостатки, но он вполне отвечает характеру тамульцев.
– Эленийцы, к несчастью, не так
дисциплинированны, – отозвался Эмбан. – Церковь была бы счастлива
иметь более послушную паству, но нам приходится управляться с тем, что дал
Господь. – Эмбан усмехнулся. – Что ж, во всяком случае, это
прибавляет жизни разнообразия.
Они прибыли в Лебас к концу дня. Это был небольшой
чистенький город с откровенно непривычной архитектурой, которая явно склонялась
к художественным излишествам. Дома здесь были приземистые и широкие, с изящными
крышами, которые по краям загибались вверх, как если бы их строителям не по
душе были прямые линии. Мощеные улицы, широкие и прямые, были заполнены
гуляющими горожанами, разодетыми в яркие шелка.
Прибытие эозийцев вызвало в городе изрядный переполох,
поскольку тамульцы прежде никогда не видели эленийских рыцарей. Больше всех,
однако, поразила их королева Элана. Все тамульцы были черноволосы, со
смугло-золотистой кожей, и бледная светловолосая королева, торжественно
проезжавшая в карете по улицам города, вызывала у местных жителей особый
трепет.
Первой их заботой были, разумеется, раненые. Оскайн заверил
эозийцев, что тамульские лекари считаются лучшими в мире. Более того,
оказалось, что у посла в Империи чрезвычайно высокое положение. Для раненых
рыцарей был выделен особый дом, а лекари возникли мгновенно, точно сгустились
из воздуха по приказу Оскайна. Для размещения гостей были предоставлены другие
дома, битком набитые слугами, которые ни слова не понимали по-эленийски.
– Ты, похоже, обладаешь здесь немалым весом,
Оскайн, – заметил Эмбан вечером, после экзотического ужина, состоявшего из
множества перемен блюд, неизвестно из чего приготовленных и порой обладавших
весьма непривычным вкусом.
– Не переоценивай моего веса, друг мой, –
усмехнулся Оскайн. – Мои полномочия подписаны императором, и это его рука
обладает немалым весом во всей Дарезии. Он велел, чтобы тамульцы сделали все
возможное – и невозможное – дабы королеве Элане было у нас приятно и удобно.
Никто не посмел бы не подчиниться приказам императора.
– Должно быть, эти приказы так и не дошли до ушей троллей, –
с невинным видом предположил Улаф. – Впрочем, тролли ведь смотрят на мир
иначе, чем мы. Может быть, они посчитали, что их появление развлечет королеву
Элану.
– Неужели ему обязательно это делать? – воззвал
Оскайн к Спархоку.
– Улафу? Боюсь, что да, ваше превосходительство. Это
какая-то особенность талесийской натуры – весьма загадочная и, вполне вероятно,
извращенная.
– Спархок! – возмутился Улаф.
– Ничего личного, старина, – ухмыльнулся
Спархок. – Я только хотел напомнить, что еще не простил тебе все те
случаи, когда ты хитростью заставлял меня готовить завтрак.
– Стой смирно! – прикрикнула Миртаи.
– Эта штука попала мне в глаз, – пожаловался
Телэн.
– Не умрешь. А теперь стой смирно. – Она
продолжала натирать снадобьем его лицо.
– Что это такое, Миртаи? – с любопытством спросила
баронесса Мелидира.
– Шафран. Мы добавляем его в пищу. Это разновидность
пряности.
– Чем это вы занимаетесь? – осведомилась Элана.
Она и Спархок вошли в комнату и обнаружили, что атана равномерно натирает лицо
Телэна местной приправой.
– Улучшаем пажа, ваше величество, – пояснил
Стрейджен. – Он должен выйти в город, и мы не хотим, чтобы его эленийская
внешность бросалась в глаза. Миртаи хочет изменить цвет его кожи.
