– Я назову тебе имена кое-каких людей в Материоне, –
Кааладор огляделся. – С глазу на глаз, уж сам понимаешь. Насчет всякой там
подмоги властям трепаться – дело, само собой, хорошее, только зряшная это
затея – бросаться разными именами перед всякими там рыцарями да
королевами. – Он бесстыдно ухмыльнулся Элане. – Ну ладно, ваше
величество, а не желаете ли теперь послушать длиннющую сказочку, как я за
счастьем гонялся в темном воровском мире?
– С удовольствием, Кааладор! – воодушевленно
отозвалась она.
Той ночью умер еще один из раненых рыцарей, но остальные,
даже тяжелораненые, судя по всему, шли на поправку. Как и говорил Оскайн,
тамульские лекари оказались на редкость искусны, хотя некоторые их методы не
были знакомы эленийцам. Наскоро посовещавшись, Спархок и его друзья решили
поспешить в Материон. В своем путешествии через континент они собрали немало
любопытных сведений, и пора было соединить то, что было известно им, с
находками имперского правительства.
Рано утром они выехали из Лебаса и направились на юг под
ясным летним небом. Местность вокруг была аккуратной, точно приглаженной, на
полях, очищенных от сорняков и огороженных низенькими каменными стенами, росли
ровными рядами злаки и овощи. Даже деревья в придорожных лесках стояли такими
же ровными рядами – казалось, что здесь уничтожены все признаки дикой природы.
Крестьяне, работавшие в полях, были одеты в широкие штаны, рубахи из белого
полотна и плетеные соломенные шляпы, которые сильно смахивали на шляпки грибов.
Многое из того, что выращивали на тамульских полях, было незнакомо эленийцам – странного
вида бобы и хлебные злаки. Отряд миновал озеро Самма, где рыбаки забрасывали
сети со странного вида лодок с высоким носом и кормой – Халэд отозвался об этих
лодках с глубоким неодобрением. «Их перевернет первым же порывом доброго ветра»
– таков был его приговор.
В Тосу, городок лигах в шестидесяти к северу от столицы,
отряд прибыл с тем чувством нетерпения, которое появляется в конце всякого
долгого путешествия.
Погода держалась отменная, а потому они выезжали в путь с
рассветом и останавливались на ночлег, только когда уже темнело, с нетерпением
пересчитывая каждую лигу, остававшуюся позади. Дорога шла вдоль низкого
холмистого берега Тамульского моря, где над белыми песчаными пляжами вздымались
округлые холмы, и длинные волны набегали на песок, разбиваясь в пену и
откатываясь в синюю глубину моря.
Через восемь дней – более или менее – после того, как они
покинули Тосу, отряд остановился на ночлег в похожей больше на парк рощице.
Настроение у всех было приподнятое – Оскайн заверил их, что до Материона
осталось не более пяти лиг.
– Мы могли бы поехать дальше, – предложил
Келтэн, – и к утру были бы уже в Материоне.
– Ни в коем случае, сэр Келтэн, – твердо отрезала
Элана. – Грейте воду, господа, и поставьте шатер, где мы могли бы
помыться. Ни я, ни другие дамы не намерены въезжать в Материон, везя на себе
половину всей дарезийской грязи. Да, еще натяните веревки – мы развесим платья,
чтобы ветерок выгладил их. – Она критически огляделась. – И, кстати,
господа, я хочу, чтобы вы занялись собой и своим снаряжением. Завтра утром,
перед тем как отправляться в путь, я сама осмотрю вас, и горе будет тому, у
кого на доспехах найдется хоть пятнышко ржавчины.
Келтэн душераздирающе вздохнул.
– Повинуюсь, моя королева, – обреченно ответил он.
На следующее утро отряд двинулся в путь, построившись в
колонну, в первых рядах которой катилась карета. Ехали медленно, чтобы не
подымать пыли, и Элана, в синем платье и короне из золота и бриллиантов, сидела
в карете, царственно выпрямившись, и поглядывала по сторонам с таким видом,
словно весь видимый мир принадлежал ей одной. Впрочем, перед самым отъездом
произошла одна мелкая, но горячая стычка. Ее высочество принцесса Даная яростно
возражала против того, чтобы надеть нарядное платье и маленькую изящную
диадему. Элана не стала осыпать свою дочь упреками, а сделала то, чего не
делала никогда.
– Принцесса Даная, – произнесла она безупречно
официальным тоном. – Я – королева. Ты подчинишься мне.
Даная ошеломленно заморгала. Спархок мог бы прозакладывать
собственную голову, что никто прежде не осмеливался говорить с ней таким тоном.
– Слушаюсь, ваше величество, – ответила она
наконец подобающе смиренным тоном.
Весть о приближении эозийцев, конечно же, опередила их –
стараниями Энгессы, – и когда вскоре после полудня отряд подъехал к
длинному холму, они увидели, что на вершине ожидает их конный отряд
церемониальных войск в доспехах из черной полированной стали, инкрустированной
золотом. Почетная стража выстроилась рядами по обе стороны дороги. Приветствий
не было, и лишь когда колонна эозийцев перевалила через гребень холма, Спархок
тотчас понял – почему.
– Боже милосердный! – с благоговейным почтением
выдохнул Бевьер.
Под ними, охватывая краями глубокую синеву гавани, лежал
полумесяцем город. Солнце, уже миновавшее зенит, освещало венец Тамульской
империи. Архитектура отличалась изяществом, и у каждого здания была округлая
куполообразная крыша. Город был не так велик, как Чиреллос, и отнюдь не его
размеры вызвали благоговейное восклицание сэра Бевьера. Город был ошеломляющ,
но его величие отнюдь не порождалось обилием мрамора. Столицу накрывало
опалесцирующее сияние, мерцающее радужное пламя, которое струилось, казалось,
из-под самых камней города, пламя, которое порой ослепляло глаза своим
поразительным великолепием.
– Узрите! – торжественно провозгласил
Оскайн. – Узрите же обиталище красоты и истины! Узрите жилище могущества и
мудрости! Узрите Материон Огнеглавый, сердце мира!
Часть 3 - Материон
Глава 24
– Все это началось в двенадцатом столетии, –
говорил посол Оскайн, когда в сопровождении почетного эскорта они направлялись
к ослепительно сиявшему городу.
– А это была магия? – спросил Телэн. Глаза юного
воришки сияли восторгом.
– Можно и так сказать, – сухо согласился
Оскайн, – хотя эту разновидность магии творят не заклинания, а
неограниченные средства и власть. Одиннадцатый и двенадцатый века были самым
дурацким временем в нашей истории. Правила тогда Миккейская династия, и ни до
них, ни после на троне Империи не восседало такое скопище глупцов. Когда
первому императору из этой династии исполнилось четырнадцать лет, посланник с
острова Тэга подарил ему шкатулочку, инкрустированную «матерью жемчуга» – или,
как некоторые называют, перламутром. История повествует, что император часами
таращился на шкатулку, зачарованный меняющимися цветами. Он так влюбился в
перламутр, что приказал выложить им свой трон.
