– Ну и громадная, наверное, была устрица, –
заметил Улаф.
Оскайн усмехнулся.
– Нет, сэр Улаф. Инкрустация делается так: раковины
рассекают на мелкие черепки, затем плотно соединяют их и примерно месяц шлифуют
и полируют поверхность. Весьма утомительное и дорогое занятие. Как бы там ни
было, второй Миккейский император сделал следующий шаг и инкрустировал колонны
в тронном зале. Третий переключился на стены и так далее, и так далее. Они
инкрустировали перламутром весь дворец, затем всю императорскую резиденцию и
перешли к общественным зданиям. Черед двести лет перламутром были покрыты все
здания в Материоне. В прибрежных кварталах есть дешевые таверны, которые
выглядят великолепнее, чем Базилика в Чиреллосе. По счастью, династия угасла,
не успев вымостить перламутром все мостовые в городе. Они буквально разорили
Империю и сказочно обогатили остров Тэга. Тэганские ныряльщики стали богачами.
– А разве «матерь жемчуга» не такая же хрупкая, как
стекло? – спросил Халэд.
– Совершенно верно, молодой человек, и цемент, которым
она крепится к зданиям, отнюдь не вечен. После всякого доброго шквала улицы
усеяны перламутровыми черепками, а дома выглядят так, словно по ним прошлась
оспа. Восстановить инкрустацию – дело чести. Средней силы ураган может вызвать
в Империи финансовый кризис, но мы уже ничего не можем поделать. Официальные
документы так давно именуют столицу «Огнеглавым Материоном», что название стало
традицией. Нравится нам или нет, а мы должны поддерживать эту нелепость.
– Но какое зрелище, – завороженно пробормотала
Элана, – дух захватывает!
– Даже и не думай об этом, любовь моя, – твердо
сказал Спархок.
– О чем?
– Мы не можем себе этого позволить. Мы с Лэндой и без
того каждый год ругаемся насмерть, пытаясь свести концы с концами.
– Да мне это и в голову не приходило, Спархок, –
запротестовала она. – Ну, разве что… совсем немножко.
Широкие улицы Материона были запружены народом, однако при
приближении кареты ее величества приветственные крики толпы умолкали. Горожанам
просто некогда было выкрикивать приветствия – они были чересчур заняты
поклонами. Тамульский поклон представлял собой падение ниц и биение лбом о
камни мостовой.
– Что это они делают? – воскликнула Элана.
– Исполняют повеление императора, я полагаю, –
отозвался Оскайн. – Так принято выражать свое почтение к особе
императорского ранга.
– Скажи им, чтобы прекратили! – приказала она.
– Отменить императорский приказ? Нет, ваше величество,
только не я. Простите, королева Элана, но моя голова вполне устраивает меня и
будучи на плечах. Мне бы не хотелось выставлять ее на кол у городских ворот. К
тому же это и впрямь весьма высокая честь. Сарабиан велел подданным принимать
вас как равную ему. Ни один император прежде так не поступал.
– А тех, кто не бьется лбом о мостовую, потом
накажут? – резко спросил Халэд.
– Разумеется, нет. Они ведь делают это из любви к
императорской особе. Таково, конечно, официальное объяснение. На самом деле
этот обычай появился примерно тысячу лет назад. Один подвыпивший придворный
споткнулся и рухнул ничком как раз в тот момент, когда в зал вошел император.
Императору чрезвычайно понравилось такое приветствие, и, что характерно для
императоров, он ничего не понял. Он с ходу наградил придворного герцогством.
Так вот, молодой человек, люди падают ниц и бьются лбом о булыжник отнюдь не из
страха. Они просто надеются, что и их наградят.
– Ты циник, Оскайн, – укоризненно заметил Эмбан.
– Нет, Эмбан, я реалист. Хороший политик всегда ищет в
людях самое худшее.
– Когда-нибудь люди еще удивят вас, ваше
превосходительство, – предрек Телэн.
– До сих пор этого не случалось.
Императорская резиденция была лишь немногим меньше, чем
город Дэмос в восточной Элении. Сверкающий главный дворец, само собой, намного
превосходил размерами прочие дворцы резиденции – такие же слепящие глаза
образчики самых разных архитектурных стилей. Сэр Бевьер резко втянул в себя
воздух.
– Боже милостивый! – воскликнул он. – Этот
замок – почти точная копия дворца короля Дрегоса в Лариуме!
– Оказывается, плагиат – это грех, свойственный не
только поэтам, – пробормотал Стрейджен.
– Просто дань нашему космополитизму, милорд, –
пояснил Оскайн. – Мы ведь, в конце концов, Империя, и под нашей рукой
собрано немало разных народов. Эленийцы обожают замки, вот мы и выстроили здесь
замок, чтобы эленийские короли из западных земель Империи, гостя в резиденции,
чувствовали себя, как дома.
– Замок короля Дрегоса не сверкает на солнце, как
этот, – заметил Бевьер.
– Так и было задумано, сэр Бевьер, – усмехнулся
Оскайн.
Они спешились в вымощенном плитами, с трех сторон закрытом
внутреннем дворе перед главным дворцом, и тотчас их окружила свора
подобострастных слуг.
– Что ему от меня нужно? – раздраженно вопросил
Келтэн, отгоняя настойчивого тамульца, разряженного в алый шелк.
– Твои сапоги, сэр Келтэн, – пояснил Оскайн.
– А что такого в моих сапогах?
– Они из железа, сэр рыцарь.
– Ну и что из того? Я ношу доспехи. Само собой
разумеется, что сапоги у меня из железа.
– Во дворец нельзя входить в железных сапогах. Даже
кожаная обувь не дозволяется – пол, понимаете?
– Что, даже пол во дворце вымощен перламутром? –
недоверчиво осведомился Келтэн.
– Боюсь, что да. У нас, тамульцев, приятно снимать
обувь, входя в дом, а потому строители покрыли перламутром не только стены и
потолки, но и полы во всей императорской резиденции. Они попросту не могли
предвидеть визита рыцарей в железных доспехах.
– Я не могу снять сапоги, – краснея до корней
волос, объявил Келтэн.
– В чем дело, Келтэн? – спросила Элана.
– У меня дыра в носке, – пробормотал он в крайнем
смущении. – Не могу же я предстать перед императором с торчащими наружу
пальцами. – Келтэн задиристо оглядел своих спутников и поднял кулак в
латной рукавице. – Если кто-нибудь засмеется…
– Твоя гордость не будет задета, сэр Келтэн, –
заверил его Оскайн. – Слуги принесли для всех вас мягкие туфли.
