– Прошло без сучка без задоринки! – самодовольно
сообщила баронесса.
– Как им понравилась ваша походка? – осведомился Стрейджен.
– Я превратила весь двор в камень, милорд
Стрейджен! – рассмеялась она.
– Это правда? – спросил Стрейджен у Миртаи.
– Не совсем, – ответила атана. – Кое-кто
последовал за ней, чтобы наглядеться вдоволь. Мелидира очень ловко управляется
со своими бедрами. То, что творилось у нее под платьем, больше всего походило
на драку двух кошек в холщовом мешке.
– Мы должны использовать дары, которые дает нам
Господь, не так ли, ваша светлость? – с притворно набожным видом
обратилась баронесса к Эмбану.
– Безусловно, дитя мое, – согласился тот,
безуспешно пытаясь сдержать улыбку.
Четвертью часа позже прибыл посол Оскайн с алебастровой
шкатулочкой на подушке из синего бархата. Элана вынула из шкатулочки послание
императора и прочла вслух:
«Элана!
Твое послание прибыло благополучно. У меня сложилось
впечатление, что мои придворные не только воздержатся от того, чтобы
препятствовать свободному перемещению баронессы по дворцу, но и станут горячо
защищать ее право на таковое перемещение. Как только этой девушке удается
одновременно шевелить всем, что может шевелиться?
Сарабиан».
– Ну, и как же? – обратился Стрейджен к
золотоволосой баронессе.
– Врожденный дар, милорд Стрейджен.
В последующие недели эленийские гости старательно делали
вид, что изучают тамульский язык, а Оскайн помогал им, время от времени как бы
невзначай говоря министрам, что обучал гостей языку во время долгого
путешествия в Материон. На одном из банкетов, который устроил в их честь первый
министр, Элана выступила с небольшой речью на тамульском языке, дабы довести до
всеобщего сведения, что она и ее свита уже достигли определенных успехов.
Не обошлось, само собой, и без курьезов. Келтэн как-то
ухитрился смертельно оскорбить одного придворного, с улыбкой высказав ему то,
что он сам счел изысканным комплиментом.
– Что это с ним? – удивился светловолосый
пандионец, озадаченно глядя, как придворный поспешно удаляется прочь.
– Что ты хотел ему сказать? – осведомилась Миртаи,
с трудом подавляя смех.
– Что мне приятно видеть его улыбку, – пожал
плечами Келтэн.
– У тебя получилось совсем не то.
– И что же у меня получилось?
– Ты сказал: «Чтоб у тебя выпали все зубы».
– Кажется, я употребил не то слово?
– Да, можно и так сказать.
Притворное изучение языка дало королеве и ее окружению
множество свободного времени. Официальные церемонии и развлечения, которые они
обязаны были посещать, обыкновенно имели место по вечерам, а дни оставались в
полном их распоряжении. Они проводили это время в долгих разговорах – большей
частью по-тамульски. Заклинание, которое использовали Заласта и Сефрения,
помогло им полностью овладеть словарным запасом и грамматикой, но сглаживание
акцента заняло гораздо больше времени.
Как и предсказывал Оскайн, первый министр неутомимо
воздвигал на пути гостей самые разнообразные препятствия. Насколько ему
удавалось, он заполнял их время утомительной и бессмысленной деятельностью. Они
посещали открытия выставок домашнего скота. Они получали почетные звания в
университете. Они осматривали образцовые крестьянские хозяйства. Всякий раз,
когда они покидали императорскую резиденцию, первый министр снабжал их
громадным эскортом – эскортом, который собирался по нескольку часов, и агенты
Пондии Субата тратили это время с пользой, расчищая улицы от горожан – именно
тех, кого и хотели бы увидеть гости. Гораздо хуже было то, что он всячески
ограничивал им доступ к императору Сарабиану. Субат мешал им, как мог, но куда
ему было сравниться с эленийской изобретательностью, тем более что кое-кто из
свиты Эланы был совсем не тем, кем казался. Телэн в особенности озадачивал
агентов первого министра. Спархок давно уже понял, что в любом городе мира
проследить за Телэном было практически невозможно. Мальчик развлекался вовсю и
доставлял в замок немало ценных сведений.
Как-то жарким дремотным днем Элана и другие дамы сидели в
королевских покоях, и когда Спархок и Келтэн незаметно вошли туда, они услышали
голос Алиэн, камеристки Эланы.
– Такое случается часто, – негромко говорила
кареглазая девушка. – Это одно из неудобств жизни служанки. – Как
обычно, Алиэн была в строгом платье приглушенно-серого цвета.
– Кто это был? – глаза Эланы метали искры.
– Это неважно, ваше величество, – отозвалась Алиэн
с легким замешательством.
– Нет, Алиэн, – отрезала Элана, – важно.
– Граф Озрил, ваше величество.
– Я слыхала о нем, – ледяным тоном сказала Элана.
– Я тоже, – голос Мелидиры прозвучал ничуть не
теплее.
– Как я понимаю, граф пользуется непривлекательной
репутацией? – спросила Сефрения.
– Таких людей называют распутниками, леди
Сефрения, – пояснила Мелидира. – Он барахтается в разврате самого
грязного пошиба. Он похваляется, что избавляет Господа от труда проклясть его,
поскольку был рожден для преисподней.
– Мои родители были люди сельские, – продолжала
Алиэн, – и не знали о репутации графа. Поэтому они полагали, что служба у
него для меня редкостная удача. Крестьянской девушке трудно отыскать другой
способ выбраться из своего положения. Мне было тогда четырнадцать, и я совсем
не знала жизни. Поначалу граф был со мной очень добр, и мне казалось, что мне
неслыханно повезло. Потом однажды ночью он явился домой пьяным, и тогда я
узнала, отчего он был так добр ко мне. Я не получила того воспитания, что
Миртаи, и ничего не смогла поделать. Потом я, конечно, плакала, но он только
смеялся над моими слезами. По счастью, обошлось без последствий. Граф Озрил
имел обыкновение вышвыривать забеременевших служанок на улицу в одном платье.
Очень скоро это развлечение ему надоело. Он уплатил мне жалованье и дал хорошую
рекомендацию. Мне посчастливилось получить службу во дворце. – Алиэн едва
заметно болезненно усмехнулась. – Поскольку никаких последствий не было,
теперь, мне думается, все это не имеет особого значения.
– Для меня – имеет, – мрачно сказала
Миртаи. – Клянусь тебе, что когда мы вернемся в Симмур, граф и недели не
проживет на свете.
