– Облегчу, лорд Вэнион, – ухмыльнулся
Сарабиан, – независимо от того, понравится им это или нет. Я помогу вам
проникнуть в министерства. После того как я поставлю на место Пондию Субата, я
займусь другими министрами – всеми по очереди. Думаю, им пора наконец уяснить,
кто здесь главный. – Сарабиан вдруг расхохотался, явно довольный
собой. – До чего же хорошо, Элана, что ты решила меня навестить! Ты и твои
друзья помогли мне осознать, что все эти годы я сидел на абсолютной власти, и
мне никогда не приходило в голову ею воспользоваться. Пожалуй, настало время
вытащить ее на свет божий, стряхнуть пыль и немножко ею помахать.
– О боги, – пробормотал Оскайн, и на лице его
отразилась смесь огорчения и досады. – Что же это я натворил?
– У нас тут одна закавыка, Стрейджен, –
промурлыкал Кааладор по-эленийски. – Наши желтые братцы не больно-то
визжат от восторга, что надо, стало быть, плюнуть на всякие там условности.
– Пожалуйста, Кааладор, – сказал Стрейджен, –
избавь нас от своих простонародных предисловий. Переходи прямо к делу.
– Так сразу? Это ж супротив естества, Стрейджен.
– Ты так думаешь?
Стрейджен, Телэн и Кааладор встретились в погребе в одном из
прибрежных кварталов. Было позднее утро, и местные воры только-только начали
свою деятельность.
– Как тебе уже известно, воровское братство в Материоне
отягощено кастовыми предрассудками, – продолжал Кааладор. – Воры не
разговаривают с мошенниками, нищие со шлюхами – разве что, само собой, по
делу, – а гильдия убийц и вовсе отверженные.
– Вот это уж точно супротив естества, – заметил
Телэн.
– Сжалься, Телэн, – страдальчески попросил
Стрейджен. – Одного из вас с меня вполне достаточно. Двое – это уже
чересчур. Почему это убийц так презирают?
– Потому что они нарушают один из основных принципов
тамульской культуры, – пояснил Кааладор. – Это ведь наемные
убийцы, и они не раскланиваются и не расшаркиваются перед своими жертвами,
прежде чем перерезать им горло. Тамульцы просто помешаны на вежливости. Они
вовсе не против того, чтобы кто-нибудь резал благородных господ за плату. Им не
по душе грубость. – Кааладор покачал головой. – Вот почему тамульских
воров так часто ловят и обезглавливают. Им кажется невежливым удирать, когда их
застукали.
– Невероятно, – пробормотал Телэн. –
Стрейджен, это еще хуже, чем мы думали. Если эти люди не разговаривают друг с
другом, мы никогда не узнаем от них ничего полезного.
– Я ведь предупреждал вас, друзья мои, чтобы вы в
Материоне не надеялись на слишком многое, – напомнил Кааладор.
– А что, прочие гильдии боятся убийц? – спросил
Стрейджен.
– Еще как! – ответил Кааладор.
– Тогда с них и начнем. Как местные воры относятся к
императору?
– С трепетом, само собой, и обожанием, которое граничит
с откровенным обожествлением.
– Отлично. Свяжись с гильдией убийц. Когда Телэн
передаст тебе от меня весточку, пусть головорезы схватят тех, кто возглавляет
другие гильдии, и доставят во дворец.
– Чегой-то ты там замышляешь, дружочек?
– Я поговорю с императором и попробую убедить его
произнести речь перед нашими Материонскими братьями, – пожал плечами
Стрейджен.
– Ты, случаем, не спятил?
– Конечно нет. Тамульцы беспрекословно подчиняются
традициям, и одна из традиций состоит в том, что император может на время
отменить любую традицию.
– Ты понимаешь, к чему он клонит? – обратился Кааладор
к Телэну.
– Я отстал от его мысли на последнем крутом повороте.
– Дай-ка я попробую пересказать твою идею своими
словами, – сказал Кааладор светловолосому талесийцу. – Ты намерен
нарушить все известные обычаи преступного мира в Материоне, приказав убийцам
похитить главарей других гильдий.
– Верно, – кивнул Стрейджен.
– Далее, ты собираешься доставить их всех в
императорскую резиденцию, куда вход им категорически запрещен.
– Верно.
– Затем ты хочешь упросить императора произнести речь
перед людьми, о существовании которых он даже не должен подозревать.
– Примерно это и было у меня на уме.
– И император должен приказать им презреть освященную
веками традицию и начать работать вместе?
– По-твоему, с этим будут какие-то трудности?
– Ну что ты, что ты. Я только хотел убедиться, что
правильно понял тебя, вот и все.
– Так значит, все в порядке, старина? –
осведомился Стрейджен. – Тогда я пойду поговорю с императором.
***
Сефрения вздохнула.
– Ты несносен, как ребенок, – сказала она. У Саллы
глаза полезли на лоб.
– Как ты смеешь? – почти взвизгнул он. Лицо
стирикского старейшины побелело.
– Ты забываешься, старейшина Салла, – заметил
разъяренному стирику Заласта. – Советник Сефрения говорит от имени Тысячи.
Или ты откажешься подчиниться решению Тысячи? И богов, которых она
представляет?
– Тысяча заблуждается! – вспыхнул Салла. – Не
может быть никаких соглашений между стириками и свиноедами!
– Это решать Тысяче, – твердым, как кремень,
голосом сказал Заласта.
– Вспомните, что творят с нами эти эленийские
варвары! – воскликнул Салла, задыхаясь от бешенства.
– Ты всю жизнь прожил в стирикском квартале Материона,
старейшина Салла, – сказал Заласта. – Ты, наверное, ни разу в жизни и
не видел эленийца.
– Я умею читать, Заласта.
– Счастлив это слышать. Впрочем, мы явились сюда не для
того, чтобы обсуждать решение Тысячи. Верховная жрица Афраэли известила тебя об
этом решении. Нравится оно тебе или нет, а тебе придется его исполнять.
Глаза Саллы наполнились слезами.
– Они убивают нас! – всхлипнул он.
– Для убитого, Салла, ты выглядишь просто
великолепно, – заметила Сефрения. – Скажи, это было очень больно?
– Ты знаешь, что я имею в виду, жрица.
