– Существует множество противоречивых рассказов о
происхождении Айячина, – продолжал он. – Одни говорят, что он был
принцем, другие – бароном, и есть даже такие, что утверждают, будто Айячин был
из крепостных. Ну, кто бы он там ни был, пылкой любви к родине ему было не
занимать. Он поднял на бой тех дворян, которые еще не переметнулись к врагу, а
затем сделал то, на что прежде еще никто не осмеливался. Он вооружил крепостных.
Война с захватчиками длилась много лет, и после одной большой битвы, в которой
Айячин как будто бы проиграл, он бежал на юг, заманивая эозийскую армию в
Астельские топи, что как раз на юге страны. Он заключил тайный союз с
патриотами в Эдоме, и вдоль южных границ топей ожидала огромная армия. Местные
крепостные провели войско Айячина через топи и зыбучие пески, а вот эозийцы
сдуру двинулись напролом, и множество их утонуло в трясине. Тех же, кто уцелел
и выбрался из топей, перебили объединенные силы Айячина и эдомцев.
Айячин, конечно, надолго стал национальным героем, но
дворяне, которые ненавидели его за то, что он вооружил крепостных, сговорились
против него, и вскоре он был убит.
– Ну почему все истории так плохо
заканчиваются?! – горестно воскликнул Телэн.
– Наш юный друг – литературный критик, – пояснил
Стрейджен. – Он мечтает о том, чтобы у всех историй был счастливый конец.
– Шут бы с ней, с древней историей, – проворчал
Джукта, – но вся соль в том, что Айячин вернулся – во всяком случае, так
болтают крепостные.
– Это часть астельского фольклора, – пояснил
Акрос. – Крепостные всегда говорили друг другу, что когда случится большая
беда, Айячин встанет из могилы и вновь поведет их за собой.
Стрейджен вздохнул.
– Неужели нельзя придумать что-нибудь новенькое?
– А в чем дело? – осведомился Джукта.
– Да, собственно, ни в чем. Просто у нас в Эозии ходят
похожие байки. Так с какой стати эта чушь может помешать нам, если мы
обоснуемся в Астеле?
– С такой, что «часть астельского фольклора», о которой
упомянул Акрос, кой у кого может заморозить кровь в жилах. Крепостные верят,
что когда Айячин вернется, он освободит их. Так вот, недавно объявился какой-то
сумасброд, который сеет смуту среди крепостных. Мы даже не знаем его настоящего
имени, а крепостные зовут его Сабр. Он всем рассказывает, что сам лично видел
ожившего Айячина. Крепостные тайно собирают – или мастерят – оружие. По ночам
они пробираются в леса, чтобы послушать речи этого Сабра. Об этом вам следует
знать: если вдруг наткнетесь ночью на этакое сборище, вам может не
поздоровиться. – Джукта поскреб пятерней косматую бороду. – Обычно со
мной такого не бывает, но я просто мечтаю сейчас, чтобы власти изловили этого
Сабра и вздернули, что ли. Он подымает крепостных против угнетателей, а кто
такие угнетатели – ясно не говорит. Может, он имеет в виду тамульцев, но очень
многие его последователи уверены, что речь идет о высших классах. Беспокойный
крепостной – опасный крепостной. Никто не знает, сколько их на самом деле, и
если они начнут лелеять безумные мысли о свободе и равенстве, одному Богу
известно, чем это может закончиться.
Глава 10
– Здесь слишком много сходства, чтобы счесть это
простым совпадением, – говорил Спархок на следующее утро, когда отряд ехал
под хмурым небом на северо-восток, по дороге в Дарсос. Спархок и его друзья
собрались около кареты Эланы, чтобы обсудить то, что они узнали от Джукты.
Воздух был влажный и спертый – ни дуновения, ни даже намека на ветерок.
– Я почти готов согласиться с вами, – отозвался
посол Оскайн. – Во всех этих событиях несомненно прослеживается нечто
общее, если только вы верно изложили мне то, что происходит в Ламорканде. Нашу
Империю никак нельзя назвать демократической, думаю, то же относится и к вашим западным
королевствам; но ни мы, ни вы не такие уж суровые повелители. Просто и мы, и
вы, сдается мне, стали символами социальной несправедливости, неявно
существующими в каждой культуре. Я и не говорю, что люди не ненавидят нас. Все
люди в мире ненавидят свои правительства – не в обиду будь сказано вашему
величеству. – Он улыбнулся Элане.
– Ваше превосходительство, – ответила она, –
я делаю все, что могу, чтобы у моих подданных было как можно меньше причин
ненавидеть меня. – Элана была в дорожном плаще из голубого бархата и, по
мнению Спархока, этим утром выглядела особенно обворожительно.
– Да разве можно ненавидеть столь очаровательное
существо, как вы, ваше величество? – улыбнулся Оскайн. – Суть,
однако, в том, что весь мир дышит недовольством, и кто-то искусно играет на
этих разрозненных обидах и претензиях, дабы низвергнуть существующий порядок –
Тамульскую империю здесь и церковь в Эозии. Кто-то стремится ввергнуть наши
страны в хаос, и я сомневаюсь, что движет им жажда социальной справедливости.
– Мы смогли бы куда лучше понять ситуацию, если бы
знали точно, чего он добивается, – прибавил Эмбан.
– Возможности, – предположил Улаф. – Когда
все устойчиво, и богатства и власть поделены, для людей, стоящих на нижней
ступеньке общественной лестницы, не остается пути наверх. Для них единственный
способ получить свою долю – перевернуть мир вверх ногами и хорошенько потрясти.
– Это жестокая политическая теория, сэр Улаф, –
неодобрительно заметил Оскайн.
– Весь мир жесток, ваше превосходительство, –
пожал плечами Улаф.
– Я не могу согласиться с тобой, – упрямо сказал
Бевьер.
– Как пожелаешь, мой юный друг, – ухмыльнулся
Улаф. – Я не против, чтобы со мной не соглашались.
– Существует же такая вещь, как подлинный политический
прогресс. Люди сейчас в общем намного лучше, чем пятьсот лет назад.
– Положим, но чем это обернется через год? – Улаф
откинулся в седле, и в его голубых глазах появилась задумчивость. –
Властолюбцам нужны приспешники и последователи, а лучший способ привлечь людей
на свою сторону – это посулить им исправить все, что в мире есть неправильного.
Эти посулы весьма действенны, но только младенец мог бы ожидать, что политики
станут выполнять их.
– Ты циник, Улаф.
– Да, кажется, именно так это и называется.
Погода этим утром ухудшалась с угрожающей быстротой. С
запада наплывали стеной тяжелые лиловые тучи, и над горизонтом то и дело
вспыхивали молнии.
– Похоже, будет дождь? – обратился Тиниен к
Халэду.
Халэд пристально глянул на завесу лиловых туч.
– Можешь биться об заклад на что угодно, сэр
рыцарь, – ответил он.