– Элрон прошлым вечером тоже здорово нализался, –
сказал Стрейджен. – Он рассказал нам со Спархоком, что Сабр ночами бродит
по Астелу в маске и произносит речи.
– Не может быть! – пораженно воскликнул Бевьер.
– Патетично, правда? Мы явно имеем дело с недоразвитым
подростком. Элрон был весьма впечатлен всей этой мелодрамой.
– Еще бы, – вздохнул Бевьер.
– Похоже на сочинение какого-то третьеразрядного
писаки, верно? – усмехнулся Стрейджен.
– Тогда это точно Элрон, – сказал Тиниен.
– Ты ему льстишь, – проворчал Улаф. – Прошлым
вечером он зажал меня в угол и прочел кое-какие свои вирши. «Третьеразрядный» –
это слишком преувеличенная оценка его дарования.
Спархок был встревожен. Афраэль сказала ему, что от кого-то
в доме Котэка он услышит что-то важное, но кроме того, что перед ним обнажились
некоторые неприглядные стороны баронского семейства, ничего достойного внимания
он так и не услышал. Подумав об этом, он сообразил, что Афраэль, собственно, и
не обещала, что важное «нечто» будет сказано именно ему, Спархоку. Вполне
возможно, что важные слова услышал кто-то из его спутников. Спархок задумался
над этим. Проще всего разрешить этот вопрос можно было, задав его Данае, но это
значило бы в очередной раз выслушать едкие и оскорбительные комментарии насчет
его ограниченного понимания, так что Спархок предпочел сам поломать голову над
этой загадкой.
Судя по карте, путь до Дарсоса должен был занять у них
десять дней. На деле, конечно, выходило гораздо меньше.
– Как ты управляешься с людьми, которые могут увидеть
нас во время твоих игр со временем? – спросил он в тот же день у Данаи,
поглядывая на неподвижные лица своих дремлющих друзей. – Я могу понять,
как ты убеждаешь наших спутников, что мы просто едем шагом по дороге, но как
насчет случайных встречных?
– Я не ускоряю время при посторонних, Спархок, –
ответила она, – но они бы все равно нас не увидели. Мы движемся слишком
быстро.
– Значит, ты замораживаешь время, как делал Гхномб в
Эозии?
– Нет, я поступаю наоборот. Гхномб заморозил время, и
вы ехали в бесконечном мгновении. То, что делаю я… – Девочка осеклась,
испытующе поглядела на отца. – Я объясню тебе это как-нибудь позже, –
решила она. – Мы движемся рывками, одолевая по нескольку миль за раз.
Потом мы немного едем обычным шагом, затем снова ускоряем движение. Сочетать
все это – очень сложное занятие. По крайней мере, мне есть чем развлечь себя в
длинном и скучном путешествии.
– А эта важная вещь, о которой ты говорила, была
сказана в доме Котэка? – спросил Спархок.
– Да.
– И что же это? – Он решил, что небольшая ранка не
сильно повредит его гордости.
– Не знаю. Я знаю, что это важно, что кто-то должен был
это сказать, но что именно – понятия не имею.
– Значит, ты не всеведуща?
– Я никогда и не говорила, что всеведуща.
– Может быть, это важное мы получили по частям? Два-три
слова Эмбану, пара слов мне и Стрейджену, чуть побольше – Халэду? А потом нам
нужно было сложить вместе все кусочки, чтобы получить целое?
Принцесса задумалась.
– Блестяще, отец! – воскликнула она.
– Благодарю тебя. – Итак, их недавние рассуждения
все же принесли свои плоды. Спархок решил двинуться дальше.
– Кто-то изменяет нравы людей в Астеле?
– Да, и это продолжается уже довольно долго.
– Значит, когда дворяне стали жестоко обходиться с
крепостными, это не была их собственная воля?
– Разумеется, нет. Холодная, рассчитанная жестокость –
дело сложное. Чтобы достичь ее, надо сосредоточиться, а астелийцы для этого
чересчур ленивы. Эта жестокость навязана им извне.
– Мог это проделать стирикский маг?
– Да, с одним человеком. Стирик мог бы выбрать одного
дворянина и превратить его в чудовище. – Даная задумалась. – Ну,
может быть, двух. Самое большее – трех. С большим количеством ни один стирик не
справился бы – он не смог бы охватить вниманием особенности каждого человека в
отдельности.
– Значит, когда несколько лет назад астелийские дворяне
вдруг стали жестоки со своими крепостными, их подтолкнул к этому бог – или
боги?
– По-моему, я это уже говорила. Спархок пропустил мимо
ушей эту шпильку и продолжал:
– И главной целью здесь было довести крепостных до
ненависти к хозяевам и готовности слушать каждого, кто станет призывать их к
мятежу?
– Я ослеплена твоей блестящей логикой, Спархок.
– Ты можешь быть весьма ядовитой малышкой, когда
задашься такой целью, – ты знаешь об этом?
– Но ведь ты все равно меня любишь, верно, Спархок?
Ладно, ближе к делу. Скоро уже пора будить остальных.
– А внезапная ненависть к тамульцам исходит, очевидно,
из того же источника?
– И из того же времени, – согласилась она. –
Куда проще делать все разом, чем постоянно погружаться в чужое сознание – это
так утомительно.
Странная мысль вдруг пришла на ум Спархоку.
– О скольких вещах ты можешь думать
одновременно? – спросил он.
– Я никогда не считала – вероятно, о нескольких
тысячах. Конечно, на самом деле никаких ограничений просто не существует.
Полагаю, если б я захотела, то смогла бы разом подумать обо всем на свете.
Когда-нибудь я обязательно попробую это сделать и скажу тебе – получилось или
нет.
– Вот оно – настоящее различие между нами, верно? Ты
можешь думать одновременно о большем количестве вещей, чем я.
– Ну, это только одно из различий.
– А какое еще?
– Ты – мужчина, а я – женщина.
– Это очевидно – и не слишком существенно.
– Ты ошибаешься, Спархок. Это намного, намного
существеннее, чем ты можешь себе вообразить.
Переправясь через реку Антун, отряд оказался в лесистой
местности, где над макушками деревьев тут и там высились скалистые утесы.
Погода все еще оставалась пасмурной, хотя и без дождя.
Пелои Кринга явно чувствовали себя неуютно в гуще леса. Они
старались ехать поближе к рыцарям церкви, и в глазах у них мелькал испуг.
