– Вы оба духовные лица, так что я намерен нарушить
правило тайны исповеди. Ведь у вас в Чиреллосе оно тоже существует, Эмбан?
– Если только Сарати не отменил его за время моего
отсутствия. Во всяком случае, мы даем тебе слово, что ни один из нас не
передаст твоих слов другому лицу.
– Кроме лиц духовного звания, – уточнил
Монсел. – Настолько далеко я готов зайти.
– Хорошо, – согласился Эмбан.
Монсел откинулся в кресле, поглаживая бороду.
– Тамульцы не имеют представления о том, насколько
влиятельна церковь в эленийских государствах Западной Дарезии, – начал
он. – Причина прежде всего в том, что их собственная религия представляет
собой скорее набор церемоний и ритуалов. Тамульцы даже не думают о религии, а
потому неспособны постичь глубину веры в сердцах подлинно верующих – а
крепостные Астела, пожалуй, самые верующие люди в мире. Со всеми своими
проблемами они приходят к священникам – и не только со своими, но и с
проблемами своих соседей. Крепостные есть повсюду, видят все и все рассказывают
своим священникам.
– В бытность мою в семинарии это называли
«наушничество», – заметил Эмбан.
– Во времена моего послушания это звалось еще
хуже, – вставил Спархок. – По этой причине происходило большинство
несчастных случаев во время упражнений.
– Наушников нигде не любят, – согласился
Монсел, – но нравится это вам или нет, а астелийскому духовенству известно
все, что происходит в королевстве, – буквально все. Конечно, мы должны
сохранять эти сведения в тайне, но мы прежде всего чувствуем ответственность за
духовное здоровье нашей паствы. Поскольку наши священники происходят по большей
части из крепостных, они попросту не обладают достаточным теологическим опытом,
дабы справляться со сложными проблемами. Мы нашли способ помогать им нужным
советом. Священники-крепостные не раскрывают имен тех, кто им исповедался, но с
серьезными проблемами приходят к своим настоятелям, а настоятели обращаются ко
мне.
– Не вижу в этом ничего дурного, – объявил
Эмбан. – Поскольку имена не оглашаются, можно считать, что тайна исповеди
не нарушена.
– Вижу, Эмбан, мы с тобой поладим, – коротко
усмехнулся Монсел. – Крепостные считают Сабра своим освободителем.
– Об этом мы уже догадались, – сказал
Спархок. – Однако в его речах, похоже, недостает последовательности. Он
говорит дворянам, что Айячин стремится свергнуть тамульское иго, а крепостным
объявляет, что истинная цель Айячина – их освобождение. Более того, он
подталкивает дворян к жестокому обращению с крепостными. Это не только отвратительно,
но и бессмысленно. Дворянам нужно бы стараться привлечь крепостных на свою
сторону, а не превращать их во врагов. С точки зрения здравого смысла Сабр не
более чем подстрекатель, да к тому же не слишком умный. Политически он незрелый
юнец.
– Это уже слишком, Спархок! – запротестовал
Эмбан. – Как же быть тогда с его успехами? Болван, каким ты его описал,
никогда не смог бы убедить астелийцев принять на веру его слова.
– Они верят не его словам. Они верят Айячину.
– Спархок, ты случайно не спятил?
– Нет, ваша светлость. Я ведь говорил уже, что наши
враги прибегают к магии. Именно это я сейчас и имею в виду. Эти люди
действительно видели Айячина.
– Что за чушь! – не на шутку возмутился Монсел.
Спархок вздохнул.
– Ради теологического спокойствия вашей светлости
назовем это явление галлюцинацией – массовой иллюзией, сотворенной искусным
шарлатаном или же переодетым соучастником, который загадочным образом
появляется и исчезает. Как бы то ни было, если то, что происходит здесь,
напоминает происходящее в Ламорканде, ваши соотечественники абсолютно убеждены,
что Айячин воскрес из мертвых. Сабр, вероятно, произносит какую-нибудь речь –
набор бессвязных банальностей, – а затем во вспышке света и грохоте грома
появляется видение и подтверждает все его слова. Это, конечно, только догадка,
но, скорее всего, она недалека от истины.
– Значит, это искусное мошенничество?
– Если вам предпочтительнее так думать, ваша светлость.
– Но ведь ты так не думаешь, Спархок?
– Я приучен к тому, чтобы не отвергать невозможное,
ваша светлость. Да и не в том дело, реально ли явление Айячина, или это только
хитрый трюк. Важно, что думают люди, а я уверен, что они искренне считают, что
Айячин воскрес и что Сабр – его глашатай. Вот что делает Сабра таким опасным. С
призраком Айячина он способен убедить людей в чем угодно. Вот почему мне
необходимо разузнать о нем все, что только возможно. Тогда я знал бы его
намерения и сумел бы помешать ему.
– Пожалуй, я поступлю так, будто верю тебе,
Спархок, – обеспокоенно проговорил Монсел, – хотя в глубине души я
уверен, что ты нуждаешься в духовной помощи. – Лицо его
посерьезнело. – Мы знаем, кто такой Сабр, – сказал он наконец. –
Нам известно это уже год с лишним. Вначале мы думали то же, что и ты, –
что Сабр всего лишь беспокойный фанатик со склонностью к мелодраме. Мы
полагали, что тамульцы сами с ним управятся, а потому не считали нужным
вмешиваться. Впрочем, в последнее время я немного изменил свое мнение. Если вы
оба поклянетесь никому, кроме духовных лиц, не открывать того, что я
скажу, – вы узнаете, кто такой Сабр. Вы согласны с этим условием?
– Да, ваша светлость, – сказал Эмбан.
– А ты, Спархок?
– Разумеется.
– Что ж, отлично. Сабр – молодой шурин одного мелкого
дворянчика, владеющего землями в нескольких лигах к востоку от Эсоса.
В мыслях Спархока все, доселе виденное и слышанное, с
громким лязгом легло на свои места.
– Имя дворянчика – барон Котэк, тупой и ленивый
осел, – продолжал Монсел. – И ты был совершенно прав, Спархок.
Сабр – незрелый юнец со склонностью к мелодраме, и зовут его Элрон.
Глава 13
– Это невозможно! – воскликнул Спархок. Монсел был
захвачен врасплох этой внезапной вспышкой.
– Но у нас имеется больше, чем простое свидетельство,
сэр Спархок. Крепостной, который сообщил об этом, знает его с детства. Ты,
кажется, знаком с Элроном?
– Мы укрывались от бури в замке барона Котэка, –
пояснил Эмбан. – Знаешь, Спархок, Элрон вполне может быть Сабром. У него
самый подходящий склад ума. Почему ты так уверен, что это не он?
– Он… он не смог бы так быстро нагнать нас, –
запинаясь, проговорил Спархок.
Монсел недоуменно глянул на них.
