– Мы видели Сабра в лесу по пути сюда, – сказал
Эмбан. – Это было зрелище, которого вполне можно было от него ожидать –
человек в маске, весь в черном, верхом на черном коне, силуэт на фоне закатного
неба – словом, я в жизни не видывал ничего глупее. Но, Спархок, мы не так уж
быстро ехали. Элрон вполне мог нас нагнать.
Спархок не мог объяснить им, что на самом деле они ехали
даже слишком быстро для того, чтобы кто-то мог их догнать, – тогда
пришлось бы говорить об Афраэли и ее играх со временем. Он прикусил язык.
– Я просто удивился, вот и все, – солгал
он. – В тот вечер в замке барона мы со Стрейдженом разговаривали с
Элроном. Мне трудно поверить, что он мог бы раздувать недовольство среди
крепостных. Он относится к ним с глубочайшим презрением.
– Быть может, это поза? – предположил
Монсел. – Попытка скрыть истинные чувства?
– Не думаю, ваша светлость, что он на это способен. У
него что на уме, то на языке – вряд ли ему доступна подобная хитрость.
– Не суди слишком поспешно, Спархок, – предостерег
Эмбан. – Если в дело замешана магия, вряд ли может иметь значение, какой
человек сам Сабр. Разве нет способа с помощью чар управлять его поведением?
– Есть, – признал Спархок, – и даже не один.
– Я немного удивлен, что ты сам не подумал об этом. Ты
ведь искушен в магии. Личные взгляды и пристрастия Элрона не играют здесь
никакой роли. Когда он изображает Сабра, говорит не он, а тот, кто стоит за ним
– наш истинный противник.
– Мне бы следовало самому подумать об этом. –
Спархок был зол на себя за то, что упустил из виду такое очевидное объяснение –
и не менее очевидную причину того, что Элрон сумел нагнать их. Другой бог
наверняка мог сжимать пространство и время с той же легкостью, что и Афраэль.
– Собственно, насколько широко распространено это
презрение к крепостным, ваша светлость? – обратился он к Монселу.
– К несчастью, принц Спархок, почти повсеместно, –
вздохнул Монсел. – Крепостные неграмотны и суеверны, но они далеко не так
глупы, какими полагает их дворянство. В докладах, которые я получил, говорится,
что Сабр, действуя среди дворян, чернит в их глазах крепостных не меньше, чем
тамульцев. «Лентяи» – самое мягкое слово из тех, которые он при этом
употребляет. Он уже наполовину преуспел в убеждении дворян, что крепостные
заключили союз с тамульцами в некоем мрачном и повсеместном заговоре, конечная
цель которого – освобождение крепостных и передел земель. Понятно, какие
чувства вызывают у дворян такие речи. Вначале в них возбудили ненависть к
тамульцам, затем уверили, что их же крепостные в союзе с тамульцами и что этот
союз грозит их владениям и титулам. Они не смеют прямо выступить против
тамульцев, опасаясь атанов, а потому вымещают всю свою ненависть на крепостных.
Было уже немало случаев беспричинно жестокого обращения с людьми, которые после
своей смерти должны бы единым строем отправиться на небеса. Церковь делает все,
что в ее силах, но много ли мы можем сделать, пытаясь сдержать дворян?
– Вам не помешало бы иметь рыцарей церкви, ваша
светлость, – мрачно проговорил Спархок. – Мы всегда отменно
справлялись с наведением порядка. Если вырвать у дворянина кнут и тем же кнутом
от души пару раз вытянуть его по спине, он очень скоро узрит свет истины.
– Хотел бы я, чтобы у астелийской церкви были свои
рыцари, – вздохнул Монсел. – К несчастью…
Знакомый холодок – и то же самое темное пятно, назойливо
маячащее на краю зрения. Монсел осекся и завертел головой, пытаясь разглядеть
то, что увидеть было невозможно.
– Что та… – начал он.
– Посещение, ваша светлость, – напряженным голосом
пояснил Эмбан. – Не сверните себе шею, разглядывая нашего гостя. – Он
слегка повысил голос. – Как я рад снова увидеть тебя, дружище! Мы уж
думали, что ты совсем забыл о нас. Тебе что-нибудь нужно? Или просто соскучился
по нашему обществу? Мы, конечно, весьма польщены, но сейчас, видишь ли, мы
немного заняты. Почему бы тебе не пойти поиграть? Поболтаем как-нибудь в другой
раз.
Холодок вдруг резко сменился обжигающим жаром, и темное
пятно налилось чернотой.
– Эмбан, ты спятил? – только и сумел выдавить
Спархок.
– Не думаю, – ответил толстяк патриарх. –
Твой мелькающий приятель – или приятели – раздражает меня, только и всего.
Тень исчезла, и воздух в комнате стал прежним.
– Что все это значит? – вопросил Монсел.
– Патриарх Укеры только что оскорбил бога, а быть
может, и нескольких богов, – ответил Спархок сквозь стиснутые зубы. –
На какое-то мгновение все мы были на грани гибели. Пожалуйста, Эмбан, больше
так не делай – во всяком случае, пока не посоветуешься со мной. – Он вдруг
рассмеялся с некоторым смущением. – Теперь я понимаю, что время от времени
испытывала Сефрения. Нужно будет извиниться перед ней при следующей встрече.
Эмбан довольно ухмылялся.
– Я, кажется, немного вывел их из себя?
– Больше так не делайте, ваша светлость, –
умоляюще повторил Спархок. – Я видел, что боги способны сотворить с
людьми, и мне бы не хотелось быть поблизости, когда вы и в самом деле оскорбите
их.
– Наш Бог защитит меня.
– Ваша светлость, Энниас молился именно нашему Богу,
когда Азеш выжал его, точно мокрую тряпку. Помнится мне, ему это не пошло на
пользу.
– Да, – признал, помолчав, Эмбан, – это и
вправду было глупо.
– Рад, что вы понимаете это.
– Я не о себе, Спархок. О нашем противнике. С какой
стати он обнаружил себя именно в этот момент? Он мог бы сдержать свои пылкие
порывы и спокойно подслушивать наш разговор. Он узнал бы все наши планы. Более
того, он обнаружил себя и перед Монселом. До его появления Монсел знал о его
существовании только с наших слов. Теперь он видел все собственными глазами.
– Может, все же кто-нибудь будет любезен объяснить мне,
в чем дело?! – не выдержал Монсел.
– Это были Тролли-Боги, ваша светлость, – сказал
Спархок.
– Что за чушь? Троллей не существует, так откуда же у
них могут быть боги?
– Это займет больше времени, чем я думал, –
пробормотал Спархок едва слышно. – Собственно говоря, ваша светлость,
тролли все-таки существуют.
– И ты видел их собственными глазами? – с вызовом
осведомился Монсел.
