– И вправду, что может быть страшнее, когда крадешься в
зарослях в полной темноте – и вдруг видишь, что солнцу вздумалось взойти в
неурочное время?
– Берит, множество битв было когда-то предотвращено
тем, что ночь вдруг засияла светом, а битва предотвращенная порой даже лучше,
чем выигранная.
– Я это запомню, Спархок.
День клонился к закату, и веселье на вершине холма стало
несколько натянутым. Число веселых историй и шуток, в конце концов, не
бесконечно. Воины, расположившиеся вокруг холма, коротали время, осматривая
свое снаряжение или просто отсыпаясь. Незадолго до заката Спархок встретился у
дороги со своими друзьями.
– Если и теперь они не поняли, что сегодня мы с места
уже не сдвинемся, значит, они на редкость тупы, – заявил Келтэн.
– Да, устроились мы прочно, – согласился Улаф.
– Можно предложить, Спархок? – спросил Тиниен.
– Почему ты всегда так спрашиваешь?
– Привычка, наверное. Меня учили быть вежливым со
старшими. Так вот, даже самое лучшее заклинание не даст нам того света, который
есть у нас сейчас, до захода солнца. Мы знаем, где они, мы заняли позиции и
отдохнули. Почему бы нам немного не поторопить события? Если мы вынудим их
атаковать сейчас, то будем биться при свете дня.
– Но как вы собираетесь вынудить кого-то к нападению,
если он нападать не желает? – спросил патриарх Эмбан.
– Мы начнем открытые приготовления, ваша
светлость, – ответил Тиниен. – Так или иначе, логично было бы уже
начинать укрепляться. Поставим частокол вокруг холма и начнем копать траншеи.
– И рубить деревья, – добавил Улаф. – Мы
прорубим широкие просеки в глубину леса и свалим срубленные стволы так, чтобы
они помешали противнику пробираться через лес. Если они намерены атаковать нас,
пусть идут в бой по открытой местности.
Времени на это ушло на удивление мало. Колья для частокола
были уже заострены и лежали наготове, аккуратными стопками. Врыть их в землю
было делом считанных минут. Березы в лесу были толщиной не больше десяти дюймов
и без усилий падали под топорами воинов. Срубленные деревья отволакивали в лес
и наваливали беспорядочными грудами, через которые перебраться было невозможно
даже для пешего.
Спархок и его друзья вернулись на вершину холма, чтобы
оттуда наблюдать за приготовлениями.
– Почему они не нападают сейчас, когда работа еще в
разгаре? – напряженно спросил Эмбан у рыцарей.
– Потому что подготовка атаки требует времени, ваша
светлость, – пояснил Бевьер. – Разведчики должны вернуться к своим и
сообщить командирам, чем это мы тут занимаемся; командиры должны пробраться
через лес и лично взглянуть на наши приготовления; а потом им нужно собраться
всем вместе и обсудить, что же теперь делать. Они замышляли засаду и наверняка
не готовы атаковать укрепленные позиции. Дольше всего времени уходит на то,
чтобы приспособить свое мышление к новой тактической ситуации.
– И сколько же?
– Это зависит исключительно от личных качеств того, кто
ими командует. Если он был твердо намерен устроить нам засаду, то теперь будет
думать еще неделю.
– Тогда он обречен, Бевьер-рыцарь, – жестко сказал
Энгесса сириникийцу. – Как только мы обнаружили прячущихся в лесу воинов,
я послал дюжину моих людей в гарнизон в Сарсосе. Если наш враг будет думать
больше двух дней, за спиной у него окажутся пять тысяч атанов.
– Славно придумано, атан Энгесса, – одобрил Тиниен
и задумался. – У меня есть одна мысль, Спархок. Если наш безымянный
приятель охвачен нерешительностью, мы можем попросту продолжать укрепление
нашего оборонительного рубежа – траншеи, заостренные колья, всякого рода
препятствия. Каждое добавление заставит его заново обдумывать ситуацию – а это
даст нам возможность заняться новыми укреплениями, и так далее. Если мы сумеем
удержать его в этом состоянии, с тыла к нему подойдут атаны Сарсоса и снесут
его войско с лица земли прежде, чем он успеет пустить его в ход.
– Хорошая идея, – кивнул Спархок. – Так и
сделаем.
– Я всегда думал, что солдаты только и делают, что
рубят врага мечами и топорами, – признался Эмбан.
– Этого тоже хватает, ваша светлость, – усмехнулся
Улаф, – но иногда не мешает и похитрить с противником. – Он взглянул
на Бевьера. – Машины?
Бевьер заморгал. Почему-то загадочные вопросы Улафа
неизменно ставили его в тупик.
– Поскольку времени у нас в достатке, мы могли бы
соорудить на вершине холма несколько катапульт. Атака под градом камней –
занятие не из самых приятных, а когда человек получает по голове
пятидесятифунтовым булыжником, это его почему-то приводит в некоторое смятение.
Если уж мы намерены выдержать осаду, нужно делать это по всем правилам. –
Улаф оглядел слушателей. – И тем не менее, – сказал он, – я
терпеть не могу осады. Я хочу, чтобы все это поняли.
Воины взялись за работу, а дамы и молодые люди, развлекавшие
их, продолжили свое веселье, которое было теперь еще более натянутым.
Спархок и Келтэн занялись укреплением бруствера на вершине
холма. Поскольку этот бруствер должен был защищать его жену и дочь, прочность
этого укрепления весьма заботила принца-консорта.
В веселой болтовне под тентом все чаще появлялись тягостные
паузы, и Стрейджен вынужден был заполнять их игрой на лютне.
– Он сотрет себе пальцы, – проворчал Келтэн,
укладывая на место очередной валун.
– Стрейджен обожает всеобщее внимание, – пожал
плечами Спархок. – Он будет играть, покуда кровь не потечет из-под ногтей
– было бы кому слушать.
Лютня Стрейджена заиграла какой-то старый мотив, и он начал
петь. Спархок не обладал особым музыкальным слухом, но должен был признать, что
у талесийского вора красивый голос.
