– В моем распоряжении самые разнообразные источники,
ваше превосходительство, – ответил Заласта. – Однако эти древние
персонажи сами по себе не представляют особой опасности. Атаны легко справились
бы с чисто военными беспорядками, но в том-то и дело, что нынешние беспорядки
не только военного свойства. Кто-то играет на самых темных сторонах
человеческого воображения, воплощая ужасные образы фольклора. Уже видели
вампиров, оборотней, вурдалаков, огров и даже тридцатифутового великана. Власти
считают эти явления суеверной чепухой, но простые люди Империи охвачены ужасом.
Мы не можем быть уверены в реальности этих тварей, но если перемешать их с
самыми настоящими троллями, древними людьми и киргаями, это ввергает народ в
настоящую панику. В довершение всего, происходит немало природных катаклизмов –
чудовищные бури, смерчи, землетрясения, извержения вулканов, а кое-где даже
небольшие затмения. Простолюдины Тамульской империи стали так пугливы, что
бросаются наутек от кролика или стайки воробьев. У этих случаев нет никакой
закономерности. Они просто происходят то здесь, то там, а потому нет никакой
возможности вычислить, где, когда и что именно случится в следующий раз. Вот с
чем мы столкнулись, друзья мои, – с кампанией ужаса, которая охватила весь
континент, частью реальной, частью иллюзией, частью порождением самой
обыкновенной магии. Если не начать бороться с этим – и как можно скорее, –
народ сойдет с ума от страха. Империя рухнет, и в ней станет править ужас.
– А какие же плохие новости ты припас для нас,
Заласта? – осведомился Вэнион. Заласта коротко усмехнулся.
– Вам бы все шутить, лорд Вэнион, – сказал
он. – Друзья мои, сегодня после обеда у вас будет возможность обогатиться
новыми сведениями. Все вы приглашены на заседание Тысячи. Ваш визит весьма
важен с политической точки зрения, и – хотя Совет редко в чем приходит к
полному согласию – существует мощное негласное мнение, что в этом случае нам с
вами по пути. – Заласта помолчал и вздохнул. – Приготовьтесь также ко
вспышкам враждебности, – предостерег он. – В Совете есть люди, у
которых пена идет изо рта при слове «элениец». Уверен, что они попытаются
спровоцировать вас.
– Спархок, – негромко проговорила Даная, –
происходит нечто, чего я не могу понять.
Дело было вскоре после разговора с Заластой. Спархок
удалился в один из укромных уголков сада Сефрении, взяв у Вэниона стирикскую
рукопись, и теперь без особого успеха пытался разобраться в стирикском
алфавите. Даная отыскала его в этом убежище и сразу забралась к нему на колени.
– Я-то думал, что ты всемудрая, – заметил
он. – Разве это не одно из твоих качеств?
– Перестань. Что-то здесь ужасно не так.
– Почему бы тебе не поговорить об этом с Заластой? Он
ведь поклоняется тебе, разве нет?
– С чего это ты взял?
– Я думал, что ты, он и Сефрения выросли в одной
деревне.
– И что из того?
– Я просто заключил, что все жители деревни поклонялись
тебе. Было бы логично, если бы ты появилась на свет в деревне своих
приверженцев.
– Ты, кажется, совсем не понимаешь стириков. Скучнее я
сроду ничего не слышала – целая деревня приверженцев одного Бога. Какая тоска!
– Для эленийцев это обычное дело.
– Эленийцы еще и едят свинину.
– Что ты имеешь против свинины? – Данаю
передернуло. – Так кому же поклоняется Заласта, если он не из твоих
приверженцев?
– Он не стал говорить нам, а расспрашивать об этом
ужасно невежливо.
– Как же он тогда умудрился стать членом Тысячи? Я
думал, что для этого нужно быть верховным жрецом.
– Заласта не входит в Тысячу и не желает этого. Он
просто дает им советы. – Даная поджала губы. – Мне не стоило бы
говорить это, Спархок, но не жди от Совета особой премудрости. Все верховные
жрецы весьма набожны, но это не требует большого ума. Кое-кто из Тысячи просто
чудовищно туп.
– Ты так и не смогла понять, какой бог стоит за всеми
нынешними беспорядками?
– Нет. Кто бы это ни был, он не хочет, чтобы остальные
узнали его, а у нас есть способы прятать свое присутствие. Единственное, что я
могу сказать точно, – это не стирикский бог. Будь очень внимателен на
сегодняшнем заседании, Спархок. У меня стирикский темперамент, и я могу
упустить кое-что только потому, что привыкла к стирикам.
– Что именно я должен искать?
– Не знаю. Используй свою интуицию. Ищи фальшивых нот,
промахов, любого намека на то, что некто не есть на самом деле то, чем он
притворяется.
– Ты подозреваешь, что кто-то из Тысячи работает на
врага?
– Я этого не сказала. Я просто сказала, что что-то не
так. У меня предчувствие – как тогда, в доме Котэка. Здесь есть что-то, чего не
должно быть, и я ни за что на свете не сумею сказать, что именно. Постарайся
выяснить, в чем дело, Спархок. Нам это очень нужно.
Совет Тысячи собирался в величественном мраморном здании в
самом центре Сарсоса. Эта мраморная громада подавляла – казалось, она дерзко и
бесцеремонно расталкивает соседние здания, выдвигаясь вперед. Подобно всем
общественным сооружениям, это здание было совершенно лишено человеческого тепла
и уюта. Широкие гулкие мраморные коридоры и массивные бронзовые двери
предназначались для того, чтобы вызвать у человека, оказавшегося там, чувство
собственной ничтожности и незначительности.
Заседания проводились в большом полукруглом зале, где
ступенчатыми ярусами располагались мраморные скамьи. По бокам ярусов тянулись
лестницы. Ярусов, разумеется, было десять, и места на каждом ярусе
располагались на равном расстоянии друг от друга. Все это было весьма логично.
Архитекторы вынуждены придерживаться логики, иначе в один прекрасный день
построенное ими здание рухнет им на головы.
По предложению Сефрении, Спархок и другие эленийцы
облачились в простые белые одеяния, дабы избежать тех неприятных ассоциаций,
которые неизбежно вызывает у всякого стирика вид вооруженного эленийца. Рыцари,
однако, оставили под одеяниями мечи и кольчуги.
Зал был полупустым – часть Совета, как обычно, была занята
какими-то другими делами. Члены Тысячи сидели на скамьях или расхаживали по
залу, негромко переговариваясь. Некоторые целеустремленно переходили от одного
коллеги к другому, о чем-то беседуя с серьезным видом. Другие смеялись и
шутили, а кое-кто и дремал.
Заласта провел гостей вперед, где для них полукругом были
расставлены кресла.