– Мы не признаем извинений, – упрямо сказала
Миртаи. – Элана, можно мне догнать его и убить?
– Почему бы нам не дать ему вдоволь побегать, Миртаи?
– Вдоволь – это сколько?
– Как вы думаете, милорд, – обратилась Элана к
Стрейджену, – долго ли он будет бегать?
– Полагаю, что до конца своих дней, моя королева.
– Меня это вполне устраивает.
Отклики Тысячи на описание последних событий, данное
Заластой, были вполне предсказуемы, и тот факт, что все речи советников были
отшлифованы до блеска, лишь намекал на то, что сообщения Заласты отнюдь не были
для них новостью. Тысяча, судя по всему, разделилась на три фракции. Опять же
предсказуемо было то, что изрядное число советников заняло привычную позицию:
стирики защитят себя сами, и у них нет причин втягиваться в чужие дела.
Обещания эленийцев всегда, впрочем, вызывали у стириков сильную
подозрительность, поскольку эленийским правителям свойственно было забывать
свои щедрые посулы стирикам, едва только минет очередная беда.
Вторая фракция была более умеренна. Эти советники указывали
на то, что нынешний кризис задевает больше тамульцев, чем эленийцев, и
присутствие здесь небольшого отряда рыцарей церкви из Эозии дела отнюдь не
меняет. Как заметил седовласый Микан, «тамульцы могут не быть нам друзьями в
полном смысле этого слова, но они нам по крайней мере и не враги. Давайте не
забывать того, что их атаны заслоняют нас от астелийцев, эдомийцев и даконов».
Микана глубоко почитали все, и его слово высоко ценилось в Совете.
Была, само собой, и третья фракция – меньшинство, состоявшее
из столь закоренелых антиэленийцев, что они пошли дальше всех и предлагали
заключить союз с виновниками всех нынешних бедствий. Они, впрочем, и не
стремились к тому, чтобы их речи принимали всерьез. Ораторы просто ухватились
за подходящую возможность, чтобы перечислить длинный список стирикских обид и
обрушить на эленийцев потоки обличительной брани и ненависти.
– Это уже становится утомительным, – наконец
сказал Спархоку Стрейджен, поднимаясь на ноги.
– Что ты задумал?
– Как – что? Я собираюсь ответить им, старина.
Стрейджен вышел на середину зала и стоял там, стойко
встречая град воплей и ругани. Постепенно шум затих, главным образом потому,
что горлопаны истощили запас бранных слов, а не потому, что стирикам было
интересно выслушать, что желает сказать им светловолосый элениец.
– Я с удовольствием убедился в том, что все люди
одинаково презренны, – звучный голос Стрейджена донесся до всех уголков
зала. – Я уже отчаялся когда-либо отыскать в стирикском характере хоть
один недостаток, но лишь теперь понял, что когда вы собираетесь в толпу, вы
становитесь такими же, как все. Громогласный и ничем не прикрытый фанатизм,
который вы так щедро проявили сегодня в этом зале, развеял мое отчаяние и
наполнил мое сердце радостью. Я счастлив до полусмерти, что обнаружил в
стирикской душе обычную сточную яму гнойной мерзости, поскольку это доказывает,
что все люди одинаковы, к какой бы расе они ни принадлежали.
Ответом ему были протестующие вопли, которые щедро мешались
с площадной бранью.
Снова Стрейджен ждал, когда все выдохнутся и стихнут.
– Я разочарован в вас, дорогие братья, – сказал он
наконец. – Семилетний эленийский ребенок умеет ругаться куда
изобретательней. Неужели это лучшее, что способна произвести на свет
соединенная премудрость Стирикума? Неужели «эленийский.ублюдок» – все, что вы
умеете выговаривать? Меня даже не особенно оскорбляет это выражение, поскольку
в моем случае оно вполне уместно. – Он огляделся по сторонам с изысканным
и слегка высокомерным видом. – Я также вор и убийца, и кроме того, обладаю
целым букетом непривлекательных привычек. Я совершал преступления, которым и названия-то
нет, и вы думаете, что ваши чахленькие оскорбленьица могут меня хоть в малейшей
степени задеть? Может, все-таки кто-нибудь произнесет хоть одно осмысленное
обвинение – прежде чем я начну разбирать по косточкам ваши собственные грешки?
– Вы поработили нас! – проорал кто-то.
– Нет, приятель, – промурлыкал Стрейджен, –
кто угодно, только не я. Мне вы раба и за плату не всучите. Рабов ведь, знаете,
нужно кормить – даже когда они и не работают. Ну ладно, а теперь перейдем прямо
к делу. Мы установили, что я – бастард, вор и убийца, но вот вы кто такие?
Застанет ли вас врасплох слово «нытики»? Вы, стирики, вечно скулите. Вы бережно
составили список всех обид и притеснений, которые вам доводилось терпеть за
несколько последних тысячелетий, и вот теперь находите извращенное удовольствие
в том, чтобы забиваться в темные вонючие углы и, изрыгая эти обиды на свет
божий, пережевывать их вновь и вновь, точно застарелую рвоту. Во всех своих
бедах вы пытаетесь винить эленийцев. Сильно ли удивит вас, если я скажу, что не
чувствую никакой вины по поводу гонений на стириков? Мне более чем достаточно
вины за то, что я совершил ко самом деле, чтобы еще бить себя кулаками в грудь
и каяться в злодействах, которые произошли за тысячу лет до моего рождения. По
правде говоря, друзья мои, ваши вечно страдальческие физиономии порядком мне
обрыдли. Неужели вы никогда не устаете жалеть себя? А сейчас я перейду прямо к
сути дела и оскорблю вас еще сильнее. Если вам так хочется ныть, занимайтесь
этим в свободное от дел время. Мы предлагаем вам возможность объединиться с
нами перед лицом общего врага. Причем предлагаем, поймите, из чистой
вежливости, потому что на самом деле вы нам не нужны. Запомните это хорошенько,
ребята. Вы нам не нужны. Собственно говоря, вы будете нам только обузой. Я тут слышал,
как несколько умственно отсталых предлагали заключить союз с нашим врагом. Да с
чего вы взяли, что ему нужны такие союзники? Впрочем, эленийское крестьянство
было бы только радо такому повороту дел, потому что получило бы повод перебить
всех стириков отсюда и до фьордов Талесии. Союз с нами не ослабит наверняка
эленийского фанатизма, но союз с нашим врагом совершенно точно приведет к тому,
что через десять лет во всех эленийских королевствах в мире не останется ни
одного живого стирика.
Он задумчиво поскреб подбородок и огляделся.
– Полагаю, это более-менее все, – сказал
он. – Почему бы вам не обсудить это между собой? Я и мои друзья
отправляемся в Материон завтра. Вы можете до нашего отъезда дать нам знать о
своем решении. Конечно, оно целиком на вашей совести. Словами невозможно
выразить, насколько мало заботят нас решения таких ничтожных людишек. –
Стрейджен повернулся и галантно предложил руку Элане. – Пойдемте, ваше
величество?
– Что ты им наговорил, Стрейджен?
– Всячески их оскорбил, – пожал он плечами, –
потом пригрозил им уничтожением всей их расы и в конце концов предложил им
стать нашими союзниками.
