– И все это в одной речи?!
– Ваше величество, он был просто великолепен! – с
воодушевлением воскликнул Оскайн. – Он высказал стирикам то, что нужно
было высказать уже очень, очень давно.
– У меня есть определенные преимущества, ваше
превосходительство, – усмехнулся Стрейджен. – Моя репутация так
сомнительна, что никто не ждет от меня вежливости.
– Тем не менее ты был редкостно вежлив, – заметил
Бевьер.
– Я знаю, сэр Бевьер, но обычно люди не ждут от меня
вежливости, а потому не верят собственным ушам.
Тем вечером лица Сефрении и Заласты хранили одинаковое
холодно-оскорбленное выражение.
– Я не хотел оскорбить никого лично, – заверил их
Стрейджен. – Я слышал прежде, как многие просвещенные люди говорили то же
самое. Мы сочувствуем стирикам, но нас утомляют эти постоянные приступы жалости
к себе.
– Многое из того, что ты высказал, – обыкновенная
ложь, – упрекнула его Сефрения.
– Разумеется, матушка. Это ведь была политическая речь,
а никто и не ждет от политика правды.
– Вы многим рисковали, милорд Стрейджен, –
укоризненно заметил Заласта. – Я едва не подавился собственным языком,
когда вы сказали Совету, что эленийцы и тамульцы предлагают нам союз исключительно
из вежливости. Когда вы сказали Совету, что не нуждаетесь в них, советники
вполне могли решить переждать в сторонке, чем закончится дело.
– Нет, мудрый, – покачал головой Оскайн, –
только не тогда, когда Стрейджен объявил весь Стирикум заложниками эленийцев.
Это была блестящая политическая речь. Недвусмысленный намек на новую волну
эленийских жестокостей не оставил Тысяче ни малейшего выбора. Какова была общая
реакция?
– Та, которую можно было предвидеть, ваше
превосходительство, – ответил Заласта. – Милорд Стрейджен выбил почву
из-под ног традиционной стирикской жалости к себе. Очень трудно изображать
жертву, когда тебе только что сказали, что при этом ты выглядишь надутым ослом.
Многие советники так и кипят от гнева. Мы ведь очень любим жалеть себя, а
теперь от этой жалости остались одни осколки. Никто всерьез и не полагал
заключать союз с врагом – даже если бы мы знали, кто он такой, – но
Стрейджен своей речью, как дубиной, загнал нас еще дальше. О нейтральности
сейчас не может быть и речи, поскольку эленийские крестьяне воспримут ее почти
так же, как союз с нашим неведомым врагом. Тысяча поможет вам, ваше
превосходительство. Совет сделает все возможное – только бы защитить наших
братьев и сестер в Эозии.
– Стрейджен, – с восхищением сказал Келтэн, –
одним махом ты добился чего хотел. Мы могли бы хоть месяц торчать здесь,
убеждая стириков, что в их же интересах присоединиться к нам.
– Мой дневной труд еще не закончен, – заметил
Стрейджен, – и те, кого мне предстоит убеждать теперь, куда более твердолобы.
– Могу ли я чем-то помочь? – предложил Заласта.
– Вряд ли, мудрый. Как только стемнеет, мы с Телэном
нанесем визит Сарсосским ворам.
– Стрейджен, в Сарсосе нет воров!
Стрейджен переглянулся с Телэном – и оба разразились
циничным хохотом.
– Я просто не верю ему, Спархок, – говорила Элана
уже позднее, когда они улеглись в постель. – В нем есть что-то фальшивое.
– Я думаю, любовь моя, все дело в его акценте. У меня
самого было такое чувство, покуда я не сообразил, что хотя он без ошибок говорит
по-эленийски, его акцент ставит ударение не на тех словах. У стирикского и
эленийского наречий разные интонации. Не беспокойся – если бы Заласте нельзя
было доверять, Сефрения знала бы об этом. Они знакомы очень, очень давно.
– И все же он мне не нравится, – не сдавалась
Элана. – Он такой масляный, что блестит под солнцем. – Она
предостерегающе подняла руку. – И не считай это обычным эленийским
предрассудком. Я вижу в Заласте человека, а не стирика. Я просто не доверяю
ему.
– Это пройдет, когда мы узнаем его получше. В дверь
постучали.
– Вы заняты? – окликнула Миртаи.
– Чем же мы можем заниматься в такой поздний
час? – язвительно отозвалась Элана.
– Ты и в самом деле хочешь, чтобы я сказала об этом
вслух?.. Здесь Телэн. Он хочет сообщить вам что-то важное.
– Пусть войдет, – сказал Спархок. Дверь открылась,
и Телэн ступил в круг света от единственной свечи, горевшей в спальне.
– Ну, Спархок, – сказал он, – все как в
добрые старые времена.
– То есть?
– Мы со Стрейдженом возвращались со встречи с местными
ворами и на улице заметили – поверишь ли? – Крегера. До чего же приятно
было снова его увидеть! Я уже начал скучать по нему.
Глава 18
– Спархок, – хладнокровно сказала Сефрения, –
у нас попросту нет на это времени.
– Я отыщу время, матушка, – угрюмо ответил он. –
Поверь, мне понадобится немного. Я останусь здесь со Стрейдженом, и мы выследим
его. Крегер не стирик, так что найти его не составит особого труда. Мы нагоним
вас после того, как выжмем из него все, что ему известно, – досуха, каплю
за каплей. Я его так прижму, что из волос пойдет кровь.
– А кто же будет заботиться о безопасности мамы, пока
ты, отец, будешь развлекаться здесь? – спросила Даная.
– Ее окружает целое войско.
– Но ведь ее рыцарь – ты, отец. Или этот титул – всего
лишь пустой звук, от которого можно отмахнуться, когда находится занятие
повеселее, чем охрана ее жизни?
Спархок беспомощно поглядел на свою дочь. Затем с досадой и
разочарованием изо всей силы грохнул по стене кулаком.
– Ты разобьешь костяшки, – пробормотала Сефрения.
Они собрались в кухне. Спархок поднялся рано и отправился на
поиски своей наставницы, чтобы сообщить ей о появлении Крегера и о своих планах
заставить его держать ответ за весьма длинный список прегрешений. В присутствии
здесь же Данаи не было ничего удивительного.
– Почему ты не запытал его до смерти в Чиреллосе, когда
он был в твоих руках, дорогой? – спокойно спросила Сефрения.
– Сефрения! – Спархок был потрясен не столько этим
вопросом, сколько хладнокровным тоном своей наставницы.
