– Вуаля, блин, – сплюнул на пол Призрак. – Прям как чувствовал, что твой выстрел надо продублировать.
– Что ж, твое желание исполнилось, – хмыкнул я. – Не исключаю, что мир «мусорщиков» ты помножил на ноль, – рвануло по ту сторону так, что мама не горюй.
– Сомневаюсь, – хмуро проворчал Кречетов, явно огорченный потерей ценнейшего артефакта. – Настолько матёрых тварей так просто не возьмешь.
– Матёрые твари – они такие, – глубокомысленно кивнул я, недвусмысленно покосившись на профессора, который немедленно сделал лицо типа «не понимаю ваших оскорбительных намеков».
– По ходу, не только желание Призрака исполнилось, – проговорил Мастер, ткнув пальцем нам за спины.
Мы разом обернулись, чтобы сквозь прозрачную стену крепости увидеть, как из подземелья лаборатории выезжает тентованный грузовик. Что ж, счастливого пути тебе, Дальнобойщик. Очень надеюсь, что тебе удастся, прорвавшись через Кордон, вывезти из Зоны и освобожденных людей, и девушку Мастера, и свою любимую.
– Настоящие желания имеют свойство исполняться и без всяких там Машин, Зеркалов и тому подобных приспособлений, противных науке и самой природе. Чудес не бывает, – сказал Кречетов, вытаскивая из рукояти «смерть-лампы» тусклую пустую «пустышку» – получается, профессор тоже пострелял из нее по тем «акулам».
– Тогда как ты объяснишь, что я выжил после того, как в меня разом выстрелили четыре «смерть-лампы»? – поинтересовался я. – По мне так это и есть самое настоящее чудо.
– Никаких чудес, Снайпер, всё элементарно, – скривился Кречетов. – Ты вылез из квази-ворот крепости облепленный монохромными волокнами отвердителя, из которого «мусорщики» строят свои укрепления. Нашу материю они разлагают на молекулы, которые используют как пазлы, которые скрепляют этими волокнами. Отсюда проистекает феноменальная однородность этих стен и их способность по ментальной команде пришельцев менять свои физические свойства. Мощности личного оружия «мусорщиков» просто не хватило, чтобы уничтожить броневолокна собственного производства. На некоторое время благодаря им ты сам превратился в ходячую крепость. Кстати, теперь они просто грязь на твоей одежде и лице – в полужидком состоянии без подпитки энергией эти волокна довольно быстро разлагаются.
Я невольно провел ладонью по лицу, понюхал пальцы. Ох ты матерь! Вонища-то какая… И ведь по закону подлости, в этой супернавороченной крепости «мусорщиков» хрен найдешь ведро простой воды, чтоб напиться и умыться… Хотя это подождет.
Зал крепости, в котором мы стояли, был не единственным. Впереди маячило отверстие неправильной формы в матовой стене, тянущейся от пола до потолка и напоминающей нереально гладкий серый занавес.
– Похоже, выход в соседнее помещение, – заметил Мастер, меняя пустую патронную коробку на полную. – Надо бы проверить, что там.
– Надо бы, – согласился я, выщелкивая магазин из «стечкина». Угу, во время боя в счете я не ошибся, у меня осталось лишь два патрона.
– Меняемся обратно? – хмыкнул Кречетов.
Я мотнул головой.
– У тебя «смерть-лампа» пустая, так что оставь пулемет себе. В моем случае два патрона – два «мусорщика», а это сейчас важнее всего.
– А ты любишь прихвастнуть, – вторично осклабился профессор.
– Троллить будешь своих разбежавшихся бюргеров, когда соберешь их обратно, – заметил Мастер. – По факту же Снайпер вряд ли промахнется из «стечкина» в замкнутом помещении. В отличие от некоторых. Поэтому вам, уважаемый, и рекомендовано поливать из пулемета по площадям, а ценный боеприпас предоставить тому, кто его в случае перестрелки лучше применит.
Кречетов обиженно пожал плечами и ничего не ответил. Ну, это его проблемы. Мастер прав: в боевой группе каждый должен делать то, что у него лучше получается, а все эти обиды-разборки – удел гражданских, мучающихся от безделья…
Из темного проема несло какой-то пакостью, похоже, теми же самыми полуразложившимися волокнами. Причем к этой вони явно примешивались знакомые нотки. Убойный смрад волокон перебивал все другие запахи, но, тем не менее, не мог заглушить сладковатого зловония разлагающейся плоти.
– Что ж там такое нахрен? – проговорил Призрак, прикрывая нос рукавом. – Будто стая крыс передохла, а потом ее сложили в кучу и сверху обдристали.
– Духан знатный, – согласился Мастер. – Центром Зоны тянет не по-детски. Я так и знал, что он будет вонять, как разрытая могила фанатика Монумента, сдохшего от гнойного перитонита.
– Запах тайны и приключений именно такой и есть, – согласился Кречетов. – Романтикам на заметку. Впрочем, это не только в Зоне так. На Большой земле тоже рано или поздно понимаешь, что практически всё загадочное, красивое и манящее на самом деле есть не мечта всей жизни, а скука смертная, изрядно попахивающая дерьмом.
– Философы, может, заткнетесь? – негромко предложил я. – Хрен знает, что там впереди, а вы дискуссию устроили.
– Это от нервов, – сказал Кречетов. – Когда мандраж пробирает, на философию тянет прям сил нет.
– Это хорошо, – заметил Призрак. – Других от мандража только медвежья болезнь одолевает.
– Одно другому не мешает, – отозвался Профессор. – Философия это и есть медвежья болезнь духа.
Понятно. Группа притерлась, нашла друг друга и не придумала ничего лучше, как помолоть языками, шествуя по короткому тоннелю навстречу тусклому свету впереди. Знакомая аномалия, «Болтовня» называется. По ходу, в этом тоннеле она и расселась, а мы в нее благополучно влезли. Если человека, начавшего ни с того ни с сего чесать языком, вовремя не остановить, то жертва «Болтовни» через некоторое время начинает задыхаться от удушья и вскоре погибает. Можно в челюсть двинуть, например, а можно и удивить чем-то. Мне, кстати, тоже очень хотелось вступить в дискуссию, и я держался из последних сил…
Но, сделав еще три шага, я вдруг разом забыл про настойчивый позыв почесать языком вместе со всеми. И остальные, кстати, забыли тоже. Заткнулись, увидев то же, что увидел я, при этом излечившись от «Болтовни» разом и кардинально.
* * *
Мы находились в зале размером чуть меньше предыдущего. Стены этого помещения были непрозрачными – то ли потускнели без команды «мусорщиков», то ли изначально были такими.
Впрочем, света здесь хватало. Гнилостного, зеленоватого, исходящего от пузырящихся луж ядовитой «газированной глины», больших и маленьких, разбросанных тут и там, словно кляксы, наляпанные по неосторожности начинающим художником.
В центре зала была навалена приличная куча трофеев, явно приготовленных то ли к отправке в мир «мусорщиков», то ли к уничтожению. Здесь были автоматы, снайперские винтовки, пистолеты, боевые ножи, причем почти все со следами «доводки» артефактами – вон рукоять ножа отдает космическим мраком от навершия, в которое вделаны несколько крупных «черных брызг», а там ствол отливает синевой от «булавок», вделанных в цевье. Даже вон к «эфке» кто-то додумался «зуду» тупо скотчем прикрутить. Даже и не знаю, что будет, если рванет такая «эфка», просто фантазии не хватает…
