– Я знаю твою проницательность и твое желание мне добра, и так же, как и ты, желаю, чтобы на престол после меня вступил мой сын.
– Поверь, мой дорогой, – продолжала султанша, – что я думаю только об увеличении и укреплении твоей власти! Но вот уже наступает ночь, и тебе пора отправляться на отдых! Да защитит тебя Аллах и да увеличит он твое могущество!
Султанша-мать встала и простилась с сыном, на которого разговор с ней произвел тягостное впечатление.
«Она права, – прошептал он, – я должен во что бы то ни стало упрочить престол за моим сыном, тогда мне нечего будет бояться исполнения предсказания старого дервиша, который предсказал мне, что я буду свергнут с престола и умру насильственной смертью. “Берегись твоих врагов в твоем дворце!” – постоянно повторял мне старик Нагиб, умерший в прошлом году.
Если же мне удастся назначить наследником моего сына, то, конечно, мне нечего бояться, что он свергнет меня с престола, и предсказание дервиша отпадет само собой! Я должен постараться достичь этого!.. Между тем вокруг меня творится что-то непонятное, я чувствую какую-то неопределенную опасность; что это такое, я не могу понять, но мной невольно овладевает страх… Но прочь эти черные мысли! Пора мне отправиться в гарем».
Абдул-Азис подошел к портьере и откинул ее. Это было знаком, что он отправляется в гарем.
В комнату сейчас же вошли пажи с канделябрами, чтобы проводить султана.
Когда Абдул-Азис в сопровождении своей свиты вышел в приемную, то увидел стоявшего в ней Шейх-уль-Ислама.
– Ты еще здесь, Мансур-эфенди? – с удивлением спросил султан.
– Я ожидал чести видеть ваше величество, как это бывает каждый день, – отвечал Шейх-уль-Ислам, – но сегодня я напрасно ждал этой чести.
– В вознаграждение за это я позволяю тебе проводить меня до гарема, – сказал Абдул-Азис.
– Благодарю, ваше величество, за это новое доказательство вашей ко мне милости, что же касается моих донесений, то я надеюсь, что завтра ваше величество милостиво выслушает их!
– Нам надо о многом переговорить с тобой, великий муфтий, – сказал султан. – Завтра мы ждем тебя в нашем кабинете.
В это время султан и его спутник шли по галерее, освещаемой пажами; несколько слуг следовали в отдалении.
В галерее царствовал красноватый полусвет, который в конце галереи переходил в совершенный мрак.
Султан уже подходил ко входу в гарем, как вдруг пажи, шедшие впереди, с испугом бросились в сторону, выронив из рук канделябры; слуги, шедшие сзади и не знавшие причины этого неслыханного поступка и боявшиеся гнева султана, бросились к пажам, чтобы поднять упавшие на ковер канделябры и снова зажечь погасшие свечи.
Но и слуги, в свою очередь, с ужасом попятились назад.
Султан, не понимавший причины случившегося, уже готов был рассердиться…
Как вдруг в темном конце галереи показалась высокая фигура в разорванном кафтане, с зеленым арабским платком на голове и бледным лицом, до половины закрытым золотой маской.
При этом зрелище султан нерешительно остановился.
– Золотая Маска! – прошептал он.
Все с ужасом попятились назад, только один Шейх-уль-Ислам, казалось, не был особенно поражен этим таинственным явлением.
– Это Золотая Маска, – обратился он к султану, – не позволите ли вы, ваше величество, разоблачить, наконец, тайну этого появления?
Султан сделал знак согласия.
Шейх-уль-Ислам поспешно пошел к выходу из галереи на лестницу.
– Прикажите часовым занять все входы и выходы и под страхом смерти не выпускать никого из дворца! – закричал он, наклоняясь вниз через перила. – Заприте все двери и ворота, пусть стены будут караулить часовые, точно так же, как и пристань.
Слышно было, что приказание было сейчас же исполнено, ворота были закрыты, и по всем направлениям послышались мерные шаги часовых и целого отряда, отправляемого на берег.
В несколько минут весь дворец был занят солдатами. Что же касается Золотой Маски, то она исчезла в темных переходах дворца.
Мансур-эфенди довольно улыбнулся и продолжал путь вместе с еще бледным от испуга султаном. Привидению перекрыли выход из дворца. На этот раз оно не должно было ускользнуть от часовых, если только действительно Золотая Маска не была существом бесплотным.
XIX
Рука покойницы
Когда Лаццаро ушел от Кадиджи в ту ночь, в которую привез к ней Рецию и Саладина, Сирра, притворившаяся мертвой, сейчас же встала и, несмотря на страшную слабость от потери крови, поднялась наверх, где Реция уже давно ждала ее.
Плач мальчика замолк, потому что он, наконец, уснул, крики о помощи Реции также замолкли, только тихие вздохи доносились до слуха Сирры, которая напрасно искала ключ. Дверь была заперта на замок.
Грек принял все меры, чтобы его пленники не могли убежать.
Сирра была не в состоянии их освободить.
– Реция! Утешься! Я с тобой! – просила она.
– Сирра, это ты? – прошептала Реция.
– Да, я здесь – я спасу тебя!
– Слава Аллаху! Ты выпустишь нас! О, спаси нас из тюрьмы.
– Потерпи еще немного! Дверь заперта, но я постараюсь найти ключ.
– Ты близко от меня, и я ничего не боюсь, – вскричала Реция, – я знаю, ты поможешь нам!
– Подкрепи себя сном и не беспокойся ни о чем, я с тобой! – прошептала Сирра. Затем она тихонько спустилась вниз, в ту комнату, где спала Кадиджа.
Начало уже светать, когда Сирра отворила дверь в комнату своей матери. Кадиджа лежала на старом диване и крепко спала, так что не слышала, как девушка вошла в комнату, чтобы поискать ключ, но не нашла его, в то же время она почувствовала такую слабость, что едва могла держаться на ногах. Кровь снова потекла из ее ран, тогда, собрав последние силы, Сирра добралась до того угла, куда бросила ее Кадиджа, и без сил опустилась на землю; слабость ее была так велика, что она казалась мертвой, но в то же время видела и слышала все, что происходило вокруг, не будучи только в состоянии пошевелиться.
Это ужасное состояние скоро перешло в сон, но когда наутро Сирра проснулась, то по-прежнему не могла подать никакого признака жизни.
Прошел целый день, а Сирра продолжала лежать без движения.
Старая Кадиджа подошла к ней, посмотрела и нашла, что Сирра мертва.
Вечером к старухе-гадалке пришел посланник от одной знатной турчанки с приглашением прийти к ней, а с наступлением ночи к дому подъехала карета, из которой вышел грек Лаццаро. Между тем старая Кадиджа только что приготовилась уйти.
– Она мертва? – спросил Лаццаро, войдя и указывая на Сирру.
Старуха утвердительно кивнула головой.
