Пытаясь с безразличием поднимать страницы меню, мужчина упрямо не смотрел на спутницу, а её мимолетные взгляды, по редким и жёстким мгновениям которых опытный ветер быстро понял причины такого отношения, были одновременно жалкими и умоляющими.
Он молчал, а она какими-то случайно придуманными словами понемногу лгала, потому что не хотела говорить ему сейчас всей правды, она ведь никогда в жизни не желала причинить ему боль…
Принесли напитки – большие запотевшие бокалы, глухо звеневшие льдом. Красный бокал и жёлтый, с банановым соком и клубникой.
Сначала она, играя в привычный рассеянный выбор, пододвинула ему красный, себе взяла жёлтый, потом, пробуя его рассмешить, быстро поменяла бокалы, и тут же, сдвинув их ближе, с лукавой улыбкой принялась пить одновременно через обе соломинки.
Он смотрел вдаль, за её плечи.
По небольшой припортовой площади, среди сувенирных магазинчиков тучно ходили крупные европейские мужчины и женщины в шортах, с фотоаппаратами, камерами, все в тёмных очках, часто в витринах отражались их почти одинаковые майки с похожими туристическими надписями. Многие перед сходом с корабля надели обувь на босые ноги, старики бледнели тощими икрами, по многолетней офисной привычке бодрились, поджав значительные животы брючными ремнями.
Напротив шумело музыкой яркое кафе, предназначенное для молодёжи.
Для ветра никто из них не был другом или даже хорошим знакомым. Он никогда не видел их раньше, прекрасно знал, как мало шансов увидеть этих людей и в будущем. Они были случайны.
Но пара за столиком его взволновала.
Может быть тем, что не радостны? Или потому, что у них не было биноклей?
Ночь светловолосой женщины выдалась явно беспокойной. Ещё несколько часов назад она много плакала…, а вот у мужчины, хоть он и чисто выбрит, в лихорадочном блеске глубоких глаз таится крик. Такими глаза становятся после долгих упреков.
Он напряжённо сдержан, она старается быть нежной, скорее даже показать, доказать ему, что по-прежнему нежна.
Ел мужчина жадно, не пытаясь казаться. Отставляя одну за другой в сторону пустые тарелки, он уверенно резал горячее мясо, ломал кусками хлеб, пил из стакана прозрачную воду, изредка с искренним недоумением поглядывая на ленивых и давно сытых людей за соседними столиками.
Она пробовала то жёлтый, то красный напиток, брала с его тарелки ломтики поджаренного картофеля, вертела в пальцах и кусала лист салата. Вынужденная его молчанием молчать, рассматривала людей, облака, стеклянные украшения на ремешках своих легких туфель. Улыбнулась, медленно опустила под стол, на край юбки, себе к коленям, маленький фотоаппарат.
Пожилой усатый турист заметил её движения, посмотрел неодобрительно.
Она захохотала, показала сделанные кадры спутнику, но тот откликнулся медленным поворотом головы, твёрдым взглядом, и белозубая улыбка мгновенно угасла.
Уже лежали на соломенной подставке розовая бумажка оплаченного счёта и мелкие металлические деньги, но они почему-то не уходили.
Наклоняясь, женщина что-то негромко сказала, тревожно, дрожа пальцами, пробовала положить свою ладонь на ладонь спутника, ветер попытался ей даже помочь, прохладно пробираясь сквозь низкие настольные цветы, но не успел и мужчина с брезгливостью, как показалось ветру, освободил руку от прикосновения.
Просто встал, придвинул свой стул к столу, давая женщине дорогу.
Она, покраснев, улыбнулась, тряхнула волосами и вскинула на плечо маленькую холщовую сумку, расшитую цветными нитками.
Вверх от гавани. И ветер – вверх.
Было видно, что эти двое идут по узкой улочке просто так.
По дыханию, по плечам, по трепету человеческих губ ветер понимал, что им сейчас непременно нужно было что-то делать, даже неспешно, без цели, идти вверх по жаркому наклонному асфальту, но только не оставаться наедине там, где они были этой ночью.
Минуя почти половину пути к вершине холма, улица в дни захода круизных лайнеров превращалась в небольшой, прохладный и не очень шумный базар. Мало кто из туристов избегал соблазна его рядов, огромные кипы разноцветных товаров были заметны от самой гавани.
Всего лишь несколько минут – и стало похожим, что она забыла о тревогах.
Показывала ему забавные деревянные статуэтки, звенела гранёными камнями и кораллами тяжёлых ожерелий, примеряла на себя соломенные шляпы, легко толкала его плечом, смеясь… Он вежливо улыбался.
Женщина отвернулась к прилавку с керамикой, наклонилась, очарованная странными лицами маленьких человечков. Мужчина стоял позади, в полушаге от неё, и ветер отчётливо заметил, как он хочет привычно ласково прикоснуться к завиткам лёгких волос на трогательной тонкой шее…
Ветер сделал это за него. Она, так долго ожидавшая, в радостном удивлении обернулась, но мужчина пусто смотрел на неё, опустив руки в просторные карманы своих светлых брюк.
Она заторопилась, невнимательно выбрала что-то, он молча оплатил покупки, отошёл от прилавка, собрав ладонью сразу несколько бумажных пакетов.
В тени широкой пальмы, раскинувшейся на углу одного из перекрестков базара, скучали таксисты. Все в кепках, аккуратные в коротких рубашках.
Двое самых почтенных сидели на полосато-красных стульях, остальные стояли вокруг них, обмахиваясь подробными картами города. Были приветливы вниманием, медленны взглядами; высокий худой таксист сразу же закричал, предлагая услугу, но мужчина отказался, покачал головой и пожал плечами.
Ветер с досадой, вызванной странностью поведения приглянувшихся ему людей, и раскаляясь от трудного непонимания, поскрежетал жёсткими листьями пальмы и двинулся опять вверх. Вверх – по холму.
С тротуаров всех улиц городка, и не только центральной, впрочем, даже ещё с рейда, от океанского приемного буя, были видны две башни знаменитого собора.
И ничего, что каждая из них имела по круглому одинаковому проёму, а часы находились только в правой, – ветер всегда с удовольствием встречался в пустоте башен со своими непостоянными приятелями, проникая туда через мелкое переплетение узких высоких окон.
Просторные лестницы, составленные из ровных каменных плит, поднимались от соседних угловых улиц к дверям собора, каждую из ступенек сопровождали кусты с приятными розовыми цветами, самый верх лестниц затеняли гигантские пинии.
Любой внимательный взгляд замечал, что основание собора покоится на вулканической скале: корни корявых деревьев с сухой корой и узкими листьями уходили далеко в расщелины, переплетаясь меж больших тёсаных камней; промежутки были заполнены очень старыми тёмно-красными кирпичами.
С наветренной стороны собора зеленело кладбище.
Женщина первой сделала несколько поспешных шагов и, не оборачиваясь, вошла в высокие деревянные двери.
