Что-то такое пальмово-бамбуковое, мягкие коричневые кресла, многообразная стойка с напитками.
Так, нужный джин здесь есть. Жизнь удалась.
Посетителей он не рассматривал, не любил попусту обращать на кого-либо внимание. Кто-то по-мужски крепко толкнул его в плечо. Обернулся. Работяга-попутчик радостно щерился стальными зубами и готовился что-то сказать, но было уже не до него…
Раз этот здесь, то и она…
Да, действительно.
Чёрная юбка, бежевый свитер, туфли.
Встретив взгляд женщины, он сделал суровое лицо и погрозил пальцем.
Она с улыбкой отвернулась.
Пятьдесят джина в тяжёлый стакан, лёд, тоник с собой…
Он уже расплатился, собирался идти за стол, но почувствовал рядом лёгкое дыхание.
Она.
Да, конечно, больше тридцати, но какое же точное лицо!
Ухоженные пальцы, тонкая фигура.
Села рядом, закурила, взгляд – куда-то в полумрак нерабочей пока эстрады.
Он пил джин и тоже молчал.
Женщина что-то негромко сказала бармену, тот подал ей авторучку.
На салфетке – вопросительный знак.
Он купил бутылку шампанского, похожую на ту, что была выпита им утром этого дня на холодном ветру.
Расплачиваясь, положил на салфетку ключ-карту. Подчеркнул на нём номер своей каюты. Допил джин, взял шампанское и, не очень торопясь, ушёл из вкусно пахнущего горячей едой бамбукового рая.
В коридоре около его каюты они встретились.
Женщина приложила палец к губам, оглянулась.
Ну что же ты, хорошая…
Верхний свет так и остался не включённым.
Негромкий женский голос, её беззаботная песенка и шум воды в душевой кабинке странным образом переплетались, дополняли друг друга.
Он дремал.
…А как же её звать?!
Проснулся от исчезнувших звуков льющейся воды.
На зеркале над небольшим столиком, которое тихо сияло отражённым светом ночника, помадой – имя. И отпечаток таких же маленьких и розовых губ.
Он хотел рывком вскочить, догнать, обнять…
Зачем?
Через час – порт.
А она – на работе.
Славная.
На причале его встречали люди в костюмах, двое в лётной форме, рядом, невдалеке от трапа, на просторной бетонной площадке, грохотал большой вертолёт
– …Успеваем вернуться! Через три часа будем на месте, всё готово, гости ждут, вице-премьер подтвердил своё присутствие на вашем юбилее!
Он расхохотался, легко рассматривая напряжённое лицо своего преданного помощника. Молодой человек явно был настроен на серьёзный разговор, на трудные аргументы, но он с шутливой точностью бросил ему в руки свою дорожную сумку и крикнул, стараясь быть обязательно услышанным сквозь ветер вертолётных винтов.
– Ладно, не хмурься!
Добавил уже не так громко.
– Я счастлив! И мы обязательно успеем.
Сердце альбакоро
Когда океанские ветры приносят в эти густые от зноя воды вольную свежесть и, успокоенная холодным туманом, затихает круговерть недолгих злых волн, из далёких просторов вместе с гигантскими полосами зыби приходят они – свободные альбакоро.
Ночной туман, распластавшись на воде, крепко держится за край океана, пытается умертвить, успокоить следы нездешнего, крамольного буйства, но солнце, мощное южное солнце яростным жаром рвёт бессильную серую пелену.
Лучи его, по-утреннему уверенные, обжигают длинные гребни и туман распадается на лохмотья, вспоротый снизу горячими клинками волн. Поднимаются огромные валы, освободившиеся движением липкого воздуха от мелких случайных всплесков, устремляется навстречу солнцу медленная зелёная тишина, принимает в себя чистый тёплый свет и оживает, оживает стремительными тенями, резко пронзающими громады мёртвой зыби.
Чёрные в разверзающейся глубине, серебристые сквозь мгновения прозрачных гребней, мчатся по мерно шагающему океану альбакоро – большие рыбы со скорбно сжатыми ртами.
Ночью вышли на место.
Это было чудом: почти сутки определять свои координаты только по солнцу и звёздам, пятнадцать часов идти без навигации, по счислению, и найти в пустынном океане подводную скалу всего лишь в милю длиной представлялось невозможным, но эхолот равнодушным скрипом извлёк из бездонного небытия недолгую полоску двухсотметровой глубины.
Гектор торжествовал: последнее точное место судна, от которого им пришлось вынужденно идти по океану вслепую, вычислил он. И дохлого кита почти под форштевнем вовремя заметил тоже он…
На испанском тунцелове выключили сигнальные огни, начали разворачиваться. Было хорошо видно, как там на вертолётную палубу вышел негр в красных шортах.
– Уверен, ребята злятся, что нас за собой сюда приволокли.
Капитан наощупь вытащил из стойки бинокль. Так же, не отвлекаясь от «испанца», добавил:
– Гекки, будешь еще мой бинокль крутить – накажу. Понял?
«Ну вот, опять Гекки… Как только получу штурманский диплом, так сразу же – только взрослое имя…»
Гектор усилил своё утреннее любопытство восьмикратной просветлённой оптикой и стал рассматривать близкую серо-жёлтую тушу кашалота.
Остров гниющего мяса тускло блестел кусками ещё сохранившейся кожи, но ближе к воде она была полностью объедена акулами и редкие волны с наветра лениво приподнимали пласты грязного жира. На бамбуковом шесте, воткнутом в горб, корчился задубелый флажок с номером.
– Итак, началось…
Капитан резко опустил бинокль.
– Пусть механики готовят главный двигатель к запуску, ты смотри за птицами и за коллегами. Как только они начнут сыпать невод – играй аврал. Я сейчас вернусь…
Удивиться изобилию команд Гектор толком не успел.
На палубе испанского тунцелова ревнул крохотный стеклянный вертолётик, постриг разгоняющимися лопастями воздух и торопливо подпрыгнул в небо. «Испанец» потянулся за ним, быстро рос за низкой кормой белый бурун. Почти прямо по его курсу, над большим пятном ряби на спокойной воде неровным далёким дымком кружилась стая птиц.
Гектор выскочил на крыло мостика, взглянул наверх, где в самом солнце тихо жужжал вертолёт.
«Птицы! Вот же они, совсем рядом, над нами! Не меньше, чем над „испанцем“! Так, птицы имеются, а где же тунцы…?!»
Этот миг Гектор запомнит навсегда.
Ну, если и не навсегда, так до тех пор, пока будет принимать эту жизнь, как принимал её тогда, в свои семнадцать с половиной лет. Запомнит надолго.
