Всё сразу: ответственность, азарт, одиночество растерянного мальчишки в огромной и пустой рулевой рубке…
Он решился.
Красная гашетка аврала оказалась неожиданно тугой. Чтобы хоть чуть-чуть заглушить тревожный рёв, оправдать, объяснить своё вроде бы самовольство, он закричал. Быстрое эхо странно усилило его голос. Над палубой разнеслось, раскатилось, подбросило суетливо падающих птиц: «Тунцы!!!».
Запомнит Гектор эту минуту ещё и потому, что никогда больше не услышит он такого радостного и громкого голоса Капитана.
Охота началась!
…По первой стае их корабль прошёл на малом ходу.
Метров за пятьсот тунцы нырнули; толчея, поднятая высокими плавниками, мгновенно успокоилась. Подходили к тому месту вслепую.
Капитан, спустившийся с верхнего мостика, напряженно молчал у иллюминатора, держал бинокль, микрофон висел рядом на задрайке окна. В полуобороте побелевшими пальцами Капитан жал рукоятку машинного телеграфа. Дистанция для замёта была уже потеряна, нужно было искать новую стаю. Гектор притих в левом углу рубки.
Ремешок бинокля, туго намотанный на запястье, неудобно врезался в кожу недавно завязанным узлом. Полуденное солнце заглядывало в каждую морщинку океана, освещало все грани мелкой зыби. Тунцов не было. Нагревался бинокль. Капитан вдруг протянул руку.
– Слева по борту…
Гектор выскочил на крыло мостика, даже не пытаясь прикладываться к биноклю. «Вот же они, близко…».
Фыркнули неожиданными всплесками в медленно отбегающей от форштевня прозрачной воде несколько жёлтых плавников. Мелькнули голубые тени в густой темной глубине…
Всё.
Хрипло каркнула последняя суматошная птица, выбираясь из переплетений корабельных антенн, полетела ровно и низко к своей далекой и уже не шумной ватаге.
А «испанец» уже выгружал изобильную добычу себе на палубу. Мелькал на куче невода загорелый человек, приветливо машущий рукой.
Жёлтая непромокаемая куртка, синие спортивные трусы. Босиком.
Донеслось: «… ами-го!»
Незаметно вытаяли из дымки горизонта ещё два кораблика. Неторопливо пересекли курс и одинаково начали закругляться к «испанцу». Празднично красные, с белыми султанчиками смотровых вышек над рубками и неуклюжими катерами на наклонных слипах, они были похожи на цирковых лошадок, которым иногда для забавы сажают на круп безобразных обезьян.
– Теперь нас уже много. И это неплохо. Давай полборта влево.
Капитан снял тёмные очки, потёр переносицу. Снова шагнул к окну. Дрогнула палуба, заскрипела, открываясь под крен, дверца шкафчика сигнальных фонарей.
– Да, ещё, Гекки… Передай матросам, пусть пообедают пораньше.
Другую стаю у них отнял «серый».
Приземистый, похожий на вояку хищным разрезом иллюминаторов рубки, угрюмым тёмным корпусом и гранёными цифрами на борту, корейский тунцелов пристроился к ним справа по корме и медленно нагонял, целясь на тех же далёких птиц.
Гектор напряжённо и старательно ждал.
Свист турбин глушил голос Капитана, приходилось по губам угадывать, что именно он командовал с крыла мостика. На телеграф встал механик, сыто жующий короткую спичку. «Серый» ревел уже совсем рядом. У него был левый промысловый борт, так что при замёте каждому из них пришлось опасно разворачиваться в сторону соперника. Складывалась ситуация…
«Серый» шёл на акустике, явно чувствовал добычу и постепенно уходил вперёд.
Выстрелы звонко ударили сквозь тягостное машинное завывание. Дымный след почти невидимых в полуденном солнце ракет аккуратно лёг поперёк их курса.
– Лево на борт! Быстрее!
Встретив напряженный вопросительный взгляд, Капитан добавил:
– Он рыболовные знаки поднял. Уже мечет… Уходим.
Тонко заскрипела дверца шкафчика…
Потом были ещё птицы – признак под ними, в воде, стремительных тунцов; были следующие напрасные авралы, подошли ещё две «лошадки», бродил рядом первый «испанец», успевший выбрать улов с палубы, с мостика доносились крики матросов:
– Справа сыплет, «зелёный» заметал!
Им же не везло.
…Гектор сдавал вахту.
Долго заполнял по всем правилам судовой журнал, поминутно выскакивая в рулевую рубку с биноклем, расстраиваясь из-за каждого рассыпавшегося косяка.
Уходить не хотелось, был уверен, что вот-вот произойдёт самое главное, и он должен обязательно быть рядом с Капитаном, чтобы помочь, выполнить такой приказ, какой никто, кроме него, выполнить не сможет.
Капитан уже не заходил в рубку, не трогал машинный телеграф, стоял на мостике с биноклем. Шли средним ходом, повороты делали редко, на всякий случай, как показалось Гектору. Старший помощник, пощёлкав микрофоном, объявил отбой аврала. Минут через пять в рубку пришёл пожилой матрос, переспросил курс и прочно обосновался у руля, опершись спиной о стойку.
Гектор покрутился немного в штурманской, аккуратно выставил на стол ещё десяток патронов для ракетницы, поправил циркуль, болтавшийся на кронштейне настольной лампы, и вышел.
Он успел дойти до каюты, вспомнил, что после обеда очень хотел пить. Успел почувствовать терпкость сока во рту и сделать два больших глотка. Палуба резко качнулась, разом исчезли гул и дрожь машины. Солнце внезапно появилось в иллюминаторе и, пронзительно дробясь на переборках, пересекло каюту.
Поворот.
Зашипел динамик трансляции.
Капитанский, на вдохе, голос: «Гектор…!».
Захлопнулась с грохотом дверь.
В пустой каюте договаривал, прокашлявшись, старпом: «…третьему помощнику срочно прибыть в рубку…».
Скоро будут жертвы!
Солнце спокойно падало к горизонту, поочередно останавливаясь в ватных ладонях далеких длинных облаков. Океан потемнел. На палубе неподвижного судна в куче огромных рыбьих тел копошились люди, лилась вода. Непривычно было слышать не шум двигателя, а взвизгивание грузовых лебедок и шипение гидравлики на крышках трюмов.
Гектор стоял у борта, отвернувшись от общей радостной суеты.
Болело плечо, натёртое ремнем переносной радиостанции. Болела рука. Когда колотил куском трубы по гулкому борту катера, сбил в азарте кожу на ладони.
Ножи рвали тунцов.
Сине-стальные, но уже не стремительные, блестящие тела, огромность неподвижных детских глаз…
Широкие шкерочные лезвия звенели по жёстким жаберным крышкам. Матросы чертыхались, кровеня руки в непривычной работе. Кто имел, доставал свой нож, поуже и поострее. Повар в шальном галопе, радостно отбрехиваясь на ходу, притащил на промысловую палубу охапку камбузных ножей всех размеров.
Дело продвигалось быстро. Кто половчее, вспарывал тунцу горло – тонкую хрустевшую перемычку между жабрами. Выступали на белом упругом срезе редкие красные капли. Напарник совал в распадавшуюся тёмную дыру ствол пожарного шланга. Гудела, вырываясь из мёртвого тела, бурая вода. Изредка, взбурлив неожиданным затором, из-под ствола «пожарника» на палубу вылетали куски мяса. Повар суетился, прыгал от одного тунца к другому, собирал в алюминиевый бак плавающие в красно-белой пене внутренности. Недоверчиво запускал в сочившиеся раны руку почти по самый локоть. Ему помогали все, кто был на палубе. Смеясь, бросали в бак поднятые из-под ног куски. На руках, на лицах работающих были видны налипшие красные комки и кровяные полоски слизи.
