– А я? Какое же будущее ждёт тогда меня?
Старик опять тронул свои чёрные очки, тяжело вздохнул. Ответил тихо и хитро, но уже не на английском, а по-испански.
– У женщин с такими голубыми глазами обычно бывает не менее трёх детей…
– Что? Что это он сказал? О чём?
Юноша забеспокоился, а хрупкая девушка покраснела.
– Это не для вас. Это про качество перевода…
Примерно минуту они все молчали.
Доктор Христофор продолжил.
– Тебе двадцать лет, а о твоих работах в области алгоритмов обработки абстрактных статистических данных уже знает весь мир. Я узнал о тебе на другом краю Земли и ринулся сюда, нисколько не сожалея о возможной ошибке. И не ошибся! Теперь я должен именно тебе передать всё то, что гиганты сделали до тебя… Сумма их уникальных знаний должна дать тебе возможность завершить нашу работу. Не подведи. Вот, держи…
Доктор Христофор наугад нащупал и подтянул по полу к своим ногам большую прочную сумку, дрожащими пальцами расстегнул её ремни.
– Это – от Рэя…
На стол легла толстая коричневая папка.
– Надеюсь, ты знаком с творчеством Рэя Бредбери?
– Что?!
Юноша неуклюже вскочил из-за стола.
– Это мне?! Для меня?
– Для продолжения твоей работы. Не удивляйся. Это наше совместное с ним решение. Мы все по отдельности, по-своему, ошибались, поэтому и не успели. Мы решили, что человек, который когда-нибудь будет технически совершенен и равен нам, должен успеть. Поэтому каждый из нас и передаёт тебе часть своей жизни. Так что держи, это мысли Рэя для тебя… Он очень много работал и думал.
Следующие две тетради и несколько компьютерных дисков доктор Христофор выкладывал на стол тщательно, подравнивая в стопке каждый из них.
– Когда умирал Пол, я был рядом с ним. Извини, я не успел рассказать ему о тебе, но уверен, что он об этом догадался. Так мы с ним договаривались. Он успел сделать для тебя всё то, что один компьютерный гений мог бы сделать для другого. На вашем, уже непонятном для меня, современном языке… Пол Джобс обещал людям всегда то, что мог выполнить.
– Джобс?! Но ведь Джобс – Стивен!
– Не спорь, малыш. Я старше тебя почти на сто лет. Пол – это его второе имя и имя его отца. Я так привык их называть. Пришлось жить какое-то время по соседству с той семьёй, с отцом мы даже дружили… Ну вот, кажется и всё. Ах, да…
Доктор Христофор толкнул ногой сумку.
– А это – моё. Потом разберёшься. Мы с тобой говорим об одном и том же, причём очень похоже.
В комнату, скрипнув неплотно прикрытой дверью, прокрался рыжий весёлый котёнок. Старик трудно и длинно закашлялся, почти сползая на пол.
– Ну вот, почти сто девять…
– О чём это вы?! Он бредит! У вас же температура!
Юноша поднял на руки упавшего доктора Христофора, бережно положил его на диван.
– Я вызову врача! Что вам дать сейчас? Пить?
– Не надо суеты. То, что сейчас происходит, это справедливо и вовремя… Пора. Вот видишь, малыш, насколько несовершенна была моя первая машина. Она ведь обещала мне сто десять…
Старик судорожно вздохнул.
– Продолжи.
Аллея
Широкие листья каштанов берегли толпу молчаливых людей от столь ненужного в эти минуты полуденного зноя. Тревожно пахло сырой землёй, две близкие открытые могилы ужасали глубиной пустоты. Пела высокая птица, и суетно толкались в оставшейся тишине торопливые слова молитвы священника.
Сёстры Тарло хоронили родителей.
В тот день в трауре были и те, с кем они никогда не встречались…
На следующее утро бабушка снова повела Марию и Анну на кладбище.
– Так надо.
Они втроём долго шли от ворот сначала по ровным, укрытым розовым камнем дорожкам, потом – по тёмным тропинкам. У знакомых им только со вчерашнего дня могил разрыдались.
Бабушка плакала долго и подробно.
Сёстры вскоре одновременно глубоко вздохнули и одинаково вытерли глаза. Те детали, что были несущественными на похоронах, этим утром уже привлекали их внимание.
Анна поправила два крайних венка, Мария отнесла в сторону, в густые кладбищенские заросли, забытую рабочими лопату.
Выпрямившись, бабушка со строгостью посмотрела на кресты и принялась шептать непонятные старинные слова.
Трогая ладонью грубую кору чёрного дерева, за ними издалека наблюдал какой-то седой человек.
Сильно отгоревав, на третий день бабушка уже не смогла встать с кровати, тяжело дышала, всхлипывала, изредка плакала, извинялась, и поэтому сёстры поехали на кладбище одни.
Долго стоять в молчании около могил они не стали, согласно решили пройтись и через некоторое время вернуться.
Заметив, что девушки направились в его сторону, седой старик торопливо скрылся среди оград и деревьев.
Примерно через неделю, когда они привезли на кладбище свежие цветы и опять втроём, с бабушкой, подошли к могилам, от венков одной из них быстро поднялся с колен и спешно отошёл в сторону тот самый седой незнакомец.
Мария нахмурилась.
– Кто это? Мы видим его здесь уже не в первый раз.
– Сейчас, мои милые, не волнуйтесь…
Даже заметив, что бабушка направляется к нему с намерениями что-то решительно сказать, человек не стал никуда уходить, а просто неподвижно стоял, пристально наблюдая за ней тяжёлым взглядом.
Бабушка взяла его за руку и подвела к девушкам.
– Знакомьтесь – это ваш дед. Мой бывший муж и отец вашего погибшего отца.
…Сначала они все недолго, почти без слов, посидели на открытой веранде тихого городского ресторанчика, потом бабушка поднялась из-за столика, вспомнив об одном своём очень неотложном деле.
– Поговорите тут без меня. Уверена, вам есть что сказать и о чём спросить друг друга…
В двадцать лет любопытным обязан быть каждый.
– Называйте меня, пожалуйста, дедом. И обращайтесь на «ты». Слишком долго я ждал этого…
Сёстры Тарло никогда не видели своего деда. Слышать, да, доводилось им слышать от посторонних людей упоминания и неправдоподобные истории про их знаменитого, таинственного и беззаботного родственника. В семье про него предпочитали не говорить. Отец мрачнел, если кто-то неосторожно упоминал это имя.
Сначала Анна, рассматривая сквозь стекло своего бокала тонкий солнечный луч, спросила деда о его профессии, но тот, усмехнувшись, покачал головой.
– Потом…
И Мария, задумавшись, почти сразу же после этого, тихо произнесла, словно подумала вслух.
