Книга Юрий Казаков. Любимые рассказы для детей, страница 4. Автор книги Юрий Казаков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Юрий Казаков. Любимые рассказы для детей»

Cтраница 4

Через месяц с дымом было покончено. Он был так красив, что нельзя было глаз оторвать от него. Он был так высок, что его видно было отовсюду за сто километров. Иногда я брал билет на электричку и отъезжал километров на пятьдесят полюбоваться своим дымом издали. Издали дым был еще красивее.

Во всех деревнях и городах люди то и дело бросали работу и любовались дымом. При этом они говорили разные слова.

Одни говорили:

– Ай-яй-яй!

Другие говорили:

– Вот это да!

Третьи говорили:

– Ну и ну!

А четвертые говорили:

– Ничего не скажешь!

– Это я построил! – говорил я. – Это мой дым!

В ответ все смотрели на меня, качали головами и говорили:

– А!

Но не в этом было главное. Главное было в том, что, когда я построил свой замечательный дым, у меня не осталось материала для дома. Ничего не осталось, ни одного гвоздя! И дом мне строить было не из чего.

Корова-спасительница

Жил я как-то у лесника и пошел на охоту.

Лес мне был незнакомый, и я боялся сначала далеко уходить. А потом увлекся рябчиками. Так они в березах, в елках вспархивали, так умело затаивались, что я скоро забыл про все, а только думал, как бы увидеть и подстрелить птицу.

Ходил я, ходил, устал, сел отдохнуть, осмотреться. А была осень, и весь лес стоял передо мной золотой, потупившись, и березы тихо роняли листья. На всем золотом и нежно-желтом одни рябинки, как флаги, как красные знамена, горели – такой у них горячий красный цвет.

Подумал я о грибах, но только, смотрю, не видно совсем грибов. «Как же так? – думаю. – Рябчиков не добыл, так хоть грибов набрать надо!»

Взял я тогда палку, вышел на поляну, стукнул три раза палкой по старому корневищу и сказал волшебные слова:


Моховики-боровики,

Подберезовики,

И козлята, и опята,

И маслята, и сморчки!

Вы меня не прозевайте,

Из-под листьев вылезайте!


И только сказал я это, сразу вижу – полно везде грибов с коричневыми бархатными шляпками; под кустами, на полянках, под березами, под елками, под хвоей и под листьями.

Кинулся я на них, сперва с корешками брал, а потом опомнился, одни шляпки стал срезать. Сумка моя все тяжелее становилась. А тут еще глухарь поднялся – старый, бородатый, – забухал крыльями так, что у меня сердце остановилось. Выстрелил я, поднял глухаря, а он тяжелый-тяжелый, с холодными лапами.

Очень я обрадовался и запихнул его тоже в сумку, поверх грибов. Нагрузился так, что впору только домой дойти. Одно жалко было: некому в лесу похвалиться своей удачей. «Ах, какой, – думаю, – сегодня удачный день! И грибов набрал, и глухаря домой принесу!»

Только недолго мне радоваться пришлось. Стал я к дому пробираться, шел, шел, а лес кругом все сплошной, незнакомый. Вижу я, что заблудился. И смеркается уже, дни осенью короткие. Стал я поворачивать туда-сюда, стал бросаться в разные стороны – и запутался окончательно.

Сел на пень, пригорюнился, очень не хотелось мне в лесу ночевать. Да еще и тучи стали собираться, дождик накрапывать принялся.

Хорошо, когда дождь идет, а ты в тепле, под крышей сидишь и чай пьешь. Зато каково в лесу-то под дождем да ночью! «Ну, – думаю, – пропал я совсем, промокну весь до нитки!»

Вдруг слышу – вдалеке где-то будто колокольчик забренчал, какие у нас на коров надевают, когда те в лесу пасутся. Снял я шапку, прислушался. В самом деле, бренчит колокольчик – его у нас бо´талом зовут. Обрадовался я, вскочил и пошел на звук. Потеряю направление, остановлюсь, послушаю. Ботало забренчит, я опять к нему.

Вышел на поляну, гляжу – наша корова, лесникова, с теленком. Теленок черный, а корова белая. Идет она лесом и, видно, знает, куда идет, а теленок за ней.

Так мы и пошли: корова впереди, теленок за ней, а я за теленком. Скоро совсем стемнело, корова рысью побежала, теленок тоже топочет, и я спешу из последних сил. Очень устал, ноги дрожат, сумка с глухарем и грибами плечи режет, ружье так тянет, будто пуд целый весит. И главное, остановиться нельзя, дороги не знаю.

А корова на бегу мычать стала. Замычит, вздохнет глубоко с тоненьким свистом, помолчит немного и опять замычит. Слышу я в ее мычании жажду отдыха, хлева, теплого пойла и так ее понимаю, что, если бы не стыдно было, сам бы замычал вместе с ней.

Выбежали мы на дорогу. Тут уж я приободрился, места знакомые пошли, можно было бы и отстать, да не хочу вот отставать, спешу что есть силы. А дорогу развезло: скользко, грязно. Известно – осень.

Потянуло наконец дымком, блеснул меж темных деревьев огонек, показался дом лесника. Корова успокоилась, остановилась, подождала теленка, лизнула его и шагом пошла. А я вспомнил, что в кармане у меня хлеб остался.

Догнал корову.

– Буренушка! – зову ее. – Буренушка…

Она остановилась, горячо на меня дохнула, хлеб с руки взяла и опять двинулась к дому.

Через полчаса я уже чай пил, махорку покуривал и рассказывал леснику, как меня корова выручила. За окном темно – глаз выколи, по крыше дождик шумел. А в печке дрова трещали, на плите глухарь кипел, грибы жарились и так вкусно пахли!

А корову доили.

Красная птица

Отец и мать Миши уехали летом на Дальний Восток. Этот Дальний Восток был где-то на краю света, и Миша все жил и жил, засыпал и просыпался, играл с ребятами, и опять приходила ночь, и он засыпал, а отец с матерью все ехали и ехали. И только на одиннадцатый день бабушка, укладывая Мишу спать, сказала, что теперь-то уж, наверно, они приехали.

Так и остался Миша с бабушкой.

В июле бабушка повела Мишу устраивать в школу. А в августе от отца пришла посылка, и в ней были школьная форма, портфель, пенал, карандаши и розовые ластики. И пахло это все так хорошо кожей, сукном и сухим деревом, что Миша сразу захотел в школу. Но до школы еще долго нужно было ждать. А пока он стал надевать школьную фуражку. Он выходил на улицу, начиналась игра, и Миша часто забывал, что у него новая фуражка. Но потом обязательно вспоминал и тогда снимал, и рассматривал, и показывал козырек и подкладку ребятам, которым еще не купили форму.

Первого сентября он пришел в школу, но в его классе все ребята были с других улиц, и ему стало скучно. На переменках он тоскливо стоял возле окна или тихо прохаживался и удивлялся, что раскрасневшиеся девчонки и ребята бегают по коридорам и скрипучей лестнице, возятся, шепчутся и обнимаются, будто дружили раньше всю жизнь, хотя все они увидели друг друга только сегодня. Ему казалось, что форма его неудобна, что ботинки жмут, и что все вообще в школе плохо, и нехорошо пахнет свежей краской и почему-то гречневой кашей. Школа была большая, но старая, деревянная.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация