«Братья, – восклицает исмаилитский поэт, – когда придет время торжества и оба мира придут нам на помощь, тогда любой из наших пеших воинов сможет вселить ужас в царя, будь у того хоть сотня тысяч всадников».
Бернард Льюис. Цит. по кн. «Ассассины», 1967
Визирь все же старался по мере возможности следить за ними, пока наконец его слуха не достигли известия, заставшие действовать, и притом безотлагательно. На протяжении многих лет тысячи новообращенных исмаилитов ухитрялись анонимно, втираясь в доверие, проникать в основные крепости страны, а вот теперь они начали захватывать их одну за другой именем Хасана ибн Саббаха. Таким образом им удалось захватить ключевые позиции и контроль на территории Северной Персии. Образовалось что – то вроде суверенного государства в государстве. Низами аль – Мульк был человеком великодушным и мягким, однако он прекрасно отдавал себе отчет в том, какой опасностью чреват расцвет подобных исмаилитам мятежных сект. Лучше уж задавить все это в зародыше, чем бездействовать и дожидаться, пока в стране разразится восстание. Поэтому в 1092 году визирь обратился к султану с просьбой направить в Северную Персию две армии, чтобы выбить исмаилитов из крепостей и уничтожить секту.
Оплоты исмаилитов были великолепно защищены, а в стране, казалось, быстро росло число сочувствующих этой секте. Война затянулась, не давала результатов, в конце концов войскам султана пришлось уйти восвояси. Низами аль – Мульк пытался подобраться к ним иначе, он искал разные решения – например, предлагал оккупировать всю область. Но вскоре случилось непредвиденное: спустя несколько месяцев, когда визирь совершал путешествие из Исфахана в Багдад, к паланкину, на котором его везли, приблизился, кланяясь, монах – суфий. Внезапно он выхватил из складок своего одеяния кинжал и вонзил его в визиря, который сразу скончался. Убийцу схватили, он оказался переодетым в мирного суфия исмаилитом и признался, что был послан самим ибн Саббахом.
За смертью Низами аль – Мулька очень скоро последовала кончина – по естественным причинам – самого Мелик – шаха. Эта утрата была сама по себе сильнейшим ударом, а в отсутствие мудрого и дальновидного визиря полноценной замены государю не нашлось. Империя была ввергнута в период хаоса, неразберихи, который длился несколько лет. К 1105 году, однако, удалось как – то наладить дела, добиться некоторой стабильности, и внимание снова привлекли исмаилиты. Одним ударом, одним убийством им удалось пошатнуть целую империю! Их следовало уничтожить. Против секты началась новая ожесточенная кампания. В результате ее вскрылись поразительные факты. Стало ясно, что убийство Низами аль – Мулька было не единичным актом отмщения, а лишь частью политики исмаилитов, точнее, их странного, внушающего ужас способа ведения войны. На протяжении нескольких лет были устранены ключевые фигуры из окружения нового султана, Мухаммеда Тапара. Убийства были похожи одно на другое, как некий чудовищный религиозный обряд: убийца возникал из толпы и наносил смертельный удар кинжалом. Чаще всего это происходило в людном месте, при ярком свете дня. Но бывало и иначе – иногда удар наносили, когда жертва мирно спала на своем ложе: среди его челяди оказывался втершийся в доверие тайный исмаилит.
Среди имперских правителей и знати прокатилась волна ужаса. Исмаилитов невозможно было распознать – это были настоящие невидимы!. Терпеливые, дисциплинированные и выдержанные, они в совершенстве владели искусством скрывать свои истинные чувства, приспосабливались к любой обстановке. Исмаилитов ловили, подвергали пыткам, но это лишь усугубляло напряженность: на допросах они охотно говорили и указывали на множество людей из числа узкого крута приближенных султана, обвиняя их в том, что это исмаилитские шпионы или наемники секты. Никто не знал, правда это или оговор, между тем подозревать начали всех и каждого.
Визири, судьи и чиновники окружали себя телохранителями. Многие начали носить тяжелые, неудобные металлические кольчуги. В некоторых городах было запрещено без специального разрешения переезжать из дома в дом. Эти ужесточения и запреты вызывали негодование горожан – из числа недовольных исмаилиты вербовали пополнение. Многие боялись спать по ночам, переставали доверять даже ближайшим друзьям – угроза виделась повсюду. Среди людей, буквально сходивших с ума от страха и напряжения, мгновенно распространялись панические слухи. В руководстве страны не было единства – одни предлагали незамедлительно предпринять в отношении Хасана самые жесткие меры, другие настаивали на том, что это безрезультатно и единственный выход – попытка примирения.
Тем временем исмаилитов, казалось, удалось несколько усмирить – убийства по – прежнему случались, но лишь единичные. Иногда в течение месяцев не было ни одного убийства, а потом вдруг за неделю убивали двоих. Невозможно было понять, по какому принципу они планируются, как и вьгчислить, кого именно из высшего руководства страны ждет расправа. Советники султана бесконечно обсуждали это, анализировали каждый шаг, каждое движение исмаилитов, пытаясь уловить систему. Они даже сами не заметили, как случилось, что эта небольшая горстка сектантов полностью завладела их мыслями.
В 1120 году Санджар, новый султан, решил предпринять военную кампанию с целью захвата исмаилитских крепостей. Он намеревался оккупировать весь регион, превратив его в подобие военного лагеря. Желая уберечь себя от любой попытки покушения, он предпринимал беспрецедентные меры. В частности, султан не спал дважды в одном месте, до последнего момента не сообщая никому, кроме узкого кружка самых близких и доверенных лиц, где проведет следующую ночь. Он полагал, что, обеспечив личную безопасность, сумеет избежать панических настроений, царивших вокруг.
Пока в обстановке строжайшей секретности велась подготовка к войне, Ха – сан ибн Саббах одного за другим отправлял посланцев, предлагая Санджару вступить в переговоры и обсудить условия, на которых они, исмаилиты, готовы прекратить убийства. Все его предложения отклонялись. Казалось, ситуация изменилась: пришел черед исмаилитов бояться и нервничать.
Незадолго до предполагаемого начала кампании султан, проснувшись утром, обнаружил воткнутый в пол у самого своего ложа кинжал. Как он попал сюда? Что означал этот знак? Напряженно размышляя об этом, Санджар чувствовал, как его начинает буквально трясти от ужаса, – он получил недвусмысленное предупреждение. Он никому не сообщил о происшедшем, ибо чувствовал, что никому не может доверять. Даже его жены были теперь под подозрением. К концу дня напряжение достигло апогея. Вечером султан получил письмо от Саббаха: «Если бы я не желал султану добра, этот кинжал вонзился бы в его мягкую грудь, а не в твердый пол».
Санджар понял, что с него довольно. Он не выдержит дольше, не сможет спать спокойно. Он не желал жить в постоянном страхе, сходя с ума от неопределенности и подозрительности. Уж лучше, решил султан, вступить в переговоры с этим демоном. Он прекратил подготовку к войне и заключил мир с Саббахом.
Шли годы, исмаилиты набирали мощь, секта разрасталась, проникла в Сирию. Убийцы, действующие под ее крылом, стали настоящей устрашающей легендой. Эти фанатики даже не пытались убегать с места преступления: после совершения убийства они позволяли схватить себя, пытать. Их казнили, но на их место приходили новые. Казалось, ничто не может заставить этих людей свернуть с пути. Они казались одержимыми, слепо преданными своему делу. Иногда их называли хашишинами, то есть одурманенными гашишем, поскольку и в самом деле создавалось впечатление, что они находятся под воздействием наркотика. Европейские крестоносцы, совершавшие походы в Святую землю, слышали об этих страшных, подобных дьяволам, хашишинах, передавали эти рассказы. Само слово, постепенно изменившись, вошло во многие европейские языки. Теперь assassin означает «наемный убийца», «фанатик», «террорист».
