Книга Мотивация и личность, страница 33. Автор книги Абрахам Харольд Маслоу

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Мотивация и личность»

Cтраница 33

Это верно, она совершенно с ней не согласуется. Однако сегодня специалисты по динамической и гуманистической психологии не принимают такую критику всерьез; они едины, полагая, что невозможно определить ни одно важное человеческое качество в его целостности и ни один вид деятельности лишь с точки зрения сти — мулов — реакций.

Такая попытка может вызвать не просто путаницу. В качестве типичного примера можно взять случай, когда классический низший инстинкт животного путают с рефлексом. Последний является чисто моторным актом, первый включает куда большее: заранее известный импульс, экспрессивное поведение, копинг — по — ведение, целевой объект и аффект.

Подход «все или ничего»

Ничто не заставляет нас выбирать между одним лишь инстинктом во всей его полноте и его отсутствием. Почему не могут иметь место следы инстинкта, подобные инстинкту моменты только импульса или только поведения, различия в степени проявления, частичные инстинкты?

Слишком многие авторы использовали слово инстинкт неточно, распространяя его на потребность, намерение, способность, поведение, восприятие, экспрессию, ценность и сопутствующие им эмоции, по отдельности или в комбинации. Результатом нечеткого словоупотребления стала система взглядов, в которой почти каждая из известных человеческих реакций тем или иным автором определялась как инстинктивная, на что указывали Мармор (Marmor, 1942) и Бернард (Bernard, 1924).

Наша основная гипотеза состоит в том, что только побудительные мотивы человека или его базовые потребности могут носить сколько — нибудь ощутимый врожденный характер. Соответствующему поведению или способности, когниции или привязанности не требуется быть врожденными, поскольку (в соответствии с нашей гипотезой) они могут быть приобретены в процессе научения или носить экспрессивный характер. (Разумеется, многие способности и возможности человека в значительной мере детерминированы или вероятны благодаря наследственности, например цветовое зрение, но в данном случае нас интересуют не они.) Таким образом, наследственная составляющая базовых потребностей может рассматриваться просто как конативный недостаток, связанный с целеустремленным поведением, как смутные, не имеющие выраженной направленности потребности, в духе импульсов Ид у Фрейда. (Далее мы увидим, что положительные раздражители этих базовых потребностей также, судя по всему, имеют врожденный характер, чему можно найти подтверждение.) То, что действительно подлежит усвоению в процессе научения, так это поведение, определяемое стремлением к цели (или копинг — поведение).

Как инстинктивисты, так и их оппоненты совершали одну и ту же ошибку, мысля исключительно черно — белыми, дихотомическими понятиями, не допуская промежуточных вариантов. Как можно говорить, что сложный комплекс реакций или целиком детерминирован наследственностью, или вообще не имеет отношения к наследственности? Нет ни единой структуры, даже простой, не говоря уже о любой из реакций в целом, которая определяется исключительно генными детерминантами. Противоположное утверждение также является крайностью, поскольку очевидно, что ничто не свободно полностью от влияния наследственности, поскольку люди — это биологические организмы.

Одним из сбивающих с толку последствий такой дихотомии является тенденция определять любой вид деятельности как не инстинктивный, если имеет место любой момент научения, или, наоборот, определять деятельность как инстинктивную, если она обнаруживает какое бы то ни было влияние наследственности. Поскольку для большинства побуждений, способностей или эмоций несложно доказать воздействие и тех и других факторов, то подобные споры неразрешимы.

Непреодолимые силы

Парадигмой для приверженцев теории инстинкта служил животный инстинкт. Это привело к ошибкам различного рода, таким как отказ от поисков инстинктов, свойственных именно человеку. Одним из наиболее ошибочных выводов, сделанных при изучении низших животных, была аксиома, что инстинкты являются сильными, устойчивыми, неконтролируемыми и не поддающимися изменению и сдерживанию. Возможно, это верно по отношению к семге, лягушкам или леммингам, но это никак не относится к людям.

Если, как мы это чувствуем, базовые потребности имеют поддающуюся оценке наследственную основу, то вполне можем допустить грубую ошибку, когда будем искать инстинкты и рассматривать сущность в качестве инстинктивной лишь тогда, когда она явно и несомненно независима от внешних воздействий и более сильна, чем они. Однако почему не может быть потребностей, которые, хотя и подобны инстинктам, тем не менее легко сдерживаются, подавляются или контролируются иным образом и которые легко маскируются, видоизменяются или даже подавляются привычками, внушением, культурным давлением, виной и т. д. (что, к примеру, и происходит с потребностью в любви)? То есть почему не могут существовать слабые инстинкты?

Возможно, основным мотивом нападок культуралистов на теорию инстинкта и является это ошибочное отождествление инстинкта с непреодолимой силой. Опыт любого этнолога находится в противоречии с этим предположением, и, следовательно, причины такой критики понятны. Но если мы с надлежащим уважением отнесемся как к культурному, так и к биологическому, и если мы будем рассматривать культуру как более сильный фактор по сравнению с инстинктивной потребностью, то в этом случае то, что наш долг защищать слабые, едва различимые, хрупкие инстинктивные потребности от способной подавить их более грубой, более сильной культуры, а не наоборот, будет восприниматься не как парадокс, а как нечто само собой разумеющееся. Это может произойти даже несмотря на то, что те же самые инстинктивные потребности являются в ином смысле сильными — они устойчивы, они требуют удовлетворения, их фрустрация ведет к глубокой патологии и т. д.

Следует подчеркнуть, что парадокс может помочь. Мы думаем о глубокой, раскрывающей терапии и инсайт — терапии, которая включает практически все, кроме гипноза и бихевиоральной терапии, которая с определенной точки зрения вскрывает, возрождает, укрепляет наши ослабевшие и утерянные инстинктивные склонности и остатки инстинктов, наше замаскированное животное начало, нашу субъективную биологию. Эта же цель в еще более явном виде ставится при проведении семинаров по личностному развитию. Как терапия, так и семинары представляют собой дорогостоящие, болезненные и продолжительные по времени усилия, которые требуют посвятить всю жизнь борьбе, набраться стойкости и терпения, но даже в этих условиях они не гарантируют успеха. Но кому из кошек, собак или птиц требуется помощь, чтобы понять, как быть кошкой, собакой или птицей? Их импульсы говорят громким, четким и не вызывающим сомнений голосом, в то время как наши — слабым и невразумительным, который настолько малозаметен, что нам требуется специальная помощь, чтобы услышать его.

Это помогает нам понять, почему в самоактуализирующихся людях так ясно ощущается естественность животных, которая почти отсутствует у людей, страдающих неврозами, или «просто больных» людей. Мы даже могли бы сказать, что часто болезнь состоит именно в потере животного естества. Парадоксальным образом наиболее явно принадлежность к биологическому роду и животное начало проявляют себя именно в людях с более высокой духовностью, самых умных и здравомыслящих, в высшей степени (от природы) рациональных.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация