Поппея хлестнула супруга взглядом, словно плетью:
– Единственное, что здесь можно присмотреть, а заодно и подцепить, это какую-нибудь гнусную заразу этих варваров. Моим друзьям, безусловно, понравится заполучить ее как память о моем визите в этот очаровательный сельский уголок.
Препирание было прервано мельканием красной туники: с той стороны, где у коновязи дежурили телохранители, к Отону и его спутникам спешил римский солдат.
– О боги, – вполголоса буркнул Макрон. – Теперь-то что?
Солдат приближался, держа в руке сомкнутую восковую дощечку. На подлете он отсалютовал и протянул ее слегка оторопевшему Отону.
– Префект Гораций желает здравствовать, господин трибун. Мне было приказано найти вас и сразу же передать это вам, но те ублюдки никак не позволяли мне пройти. – Он кивнул на охристые туники стражников.
– А ну, следи за языком, язви тебя, – рыкнул Макрон. – А то тут некоторые из ублюдков говорят на латыни. Где твои манеры, солдат?
– Спасибо, центурион, – несколько удивленно поблагодарил подчиненного Отон.
Взяв дощечку, он отошел в сторонку и, сломав печать, вскрыл и начал читать. Остальные молча смотрели, пытаясь уяснить по его мимике содержание написанного. Вот Отон сделал резкий вдох и закрыл дощечку. Повернувшись к посыльному, он коротко приказал:
– Жди возле лошадей. Отвезешь от меня обратно сообщение.
– Слушаю, господин трибун! – Солдат с салютом повернулся и пошел.
Когда тот удалился за пределы слышимости, Отон возвратился к своим спутникам и, украдкой оглядевшись, пробормотал:
– Осторий умер.
Все трое молча воззрились на него. Ум Катона заметался. В чем причина смерти: болезнь взяла свое? Тайное убийство? Стечение обстоятельств?
– Умер? – переспросил Макрон. – Как умер?
– Бедный, – вздохнула Поппея.
– Деталей Гораций не приводит. Говорит лишь, что полководец умер в своей палатке.
– Кто принял командование? – спросил Катон.
Отон пожал плечами:
– Гораций не сообщает.
– Легат Квинтат, – предположил Макрон, – кто же еще.
Катон кивнул. В самом деле, Квинтат в Вирокониуме второй по старшинству после Остория, к тому же принял на себя временное командование армией. Однако в провинции есть еще и легаты трех других легионов, и один из них может попытаться изъявить свои права на временное командование. Ведь есть пусть и малая, но все-таки возможность прославиться, возглавив новую провинцию на то время, пока Рим назначает нового губернатора. Особенно если этот самый заместитель Остория окажется еще и тем, кто припишет себе заслугу отсылки в Рим закованного в цепи Каратака. Опасаться стоит того, что любые разногласия между легатами могут дать врагам возможность воспользоваться разбродом, пока в стане римлян идет борьба за власть.
Тут в голову пришла и еще одна неутешительная мысль.
– Если его смерть уже стала достоянием гласности в Вирокониуме, то до Изуриума эта новость долетит сама собой, дайте только срок.
– И… что? – растерянно посмотрел Отон.
– Это может укрепить позиции Венуция. Если же он убедит своих, что смерть Остория на какое-то время оставляет нас без головы, то он может сплотить вокруг себя достаточно знати, чтобы доставить нам кучу серьезных хлопот. Вы же слышали, что сказала королева: ее хватка за власть теряет прочность.
Отон задумчиво кивнул:
– Тогда нам лучше порадеть, чтобы она как можно скорее получила те деньги.
– Разумеется, господин трибун. Если б у нас на месте был действующий командир, способный завизировать платеж…
– Ах, будь оно… А ведь ты прав. – Отон озабоченно нахмурился, и тут глаза его зажглись: – Постойте! Но ведь у нас есть свой собственный сундук с казной! Мы бы могли использовать его.
– Нет-нет-нет! – словно прикрывая этот самый сундук, расставил руки Макрон. – Это деньги наших людей. Их жалованье и сбережения. Если их затронуть, господин трибун, тут невесть что поднимется.
Катон знал, что его друг прав. Сундук с казной для каждого подразделения священен почти так же, как сигнумы, под которыми солдаты идут в бой, отдавая за них свои жизни. Эти крепкие, кованные железом сундуки содержат все на свете богатство этих людей, все их мечты и упования на то, чем они займутся после того, как истечет многолетний срок службы. Если эти сундуки сейчас опустошить, а содержимое их отдать королеве бригантов, то люди взъярятся не меньше Макрона. Потеряет свое добро и префект, но он хоть будет отдавать себе отчет, что эти деньги помогут купить в провинции мир.
– Ну и что с того? – невозмутимо спросила Поппея своего мужа. – Это ведь твои люди. Твои солдаты. Они сделают все так, как ты им прикажешь. Им так полагается.
Макрон, набрав полную грудь воздуха, сдерживая себя изо всех сил, спокойно обратился к жене своего начальника:
– Прошу прощения, госпожа, но вы ведь не знаете, о чем говорите. Это дела солдатские. Поверьте мне в одном: если вы заберете деньги этих людей, то отвечать за последствия я просто не берусь.
– Как это не беретесь, центурион? Вы должны. Вы же офицер. Давали клятву верности императору, вышестоящим командирам… Если мой муж отдаст вам приказ, то вы должны будете его выполнять и требовать такого же подчинения от других.
Макрон посмотрел на нее задумчивым взглядом бешеного быка. Эх, сейчас бы рявкнуть этой суке закрыть пасть и не соваться в чужие дела – так, чтобы обделалась… Но тут осторожно прокашлялся Отон и, взяв ладонь жены, мягко сказал:
– Радость моя, ты права. Но разбираться с этим положением дел буду я. А не ты.
– Пфф! – Поппея презрительно фыркнула и выдернула ладонь. – Ну так разбирайся.
Улыбнувшись одними губами, трибун повернулся к своим офицерам.
– Значит, вы думаете, щупать содержимое сундуков с казной нежелательно?
– Нежелательно – это еще мягко сказано, командир, – хмуро процедил Макрон. – Будь моя воля, я бы выразился куда крепче.
– Ну а вы, префект? – перевел Отон взгляд на Катона. – Вы как считаете?
– Мы сейчас вдали от остальной армии, господин трибун. Положение крайне деликатное. И менее всего, что нам сейчас нужно, это беспокоиться о настроении наших людей. К тому же даже если б мы последовали вашей рекомендации, не факт, что содержимого наших сундуков хватило бы на насыщение аппетита Картимандуи. А в таком случае нас будет ждать преогромная беда с обеих сторон. Так что я вам самым решительным образом советую так не поступать.
– Так что же тогда? Если я дам слово, что мы пошлем ей казну сразу же, как воротимся в Вирокониум, а там не окажется никого, кто сможет завизировать платеж, то королева Картимандуя, как бы это сказать… слегка осерчает.
– Да не слегка, а просто взбесится, – уточнил Макрон. – Да еще и опозорится перед своим народом.
