– Прошу извинить меня за эту небольшую сцену.
Катон не сказал ничего, а лишь слегка кивнул – дескать, понимаю и принимаю. Макрон глухо пробурчал что-то невнятное, а Веллокат терпеливо улыбнулся.
– Ну, а теперь, будь добр, сопроводи нас к нашим местам, – указал Отон в сторону входа, и Веллокат повел всех в зал чертога.
– В самый раз он ей влепил, – шепнул на пути Макрон другу. – Всю дорогу напрашивалась.
– Точно, – тихо ответил Катон с мимолетной улыбкой.
К тому времени как группа римских гостей ступила в зал, места на скамьях по обе стороны столов во всю длину зала были уже в основном заняты. На столах не было ни серебряных столовых приборов, ни мелких закусочек, которые обычно предваряют римские званые застолья. Хлебы и сыры здесь были выложены посередине каждого стола, а при каждом мужчине и женщине была чаша самианской керамики. Многие принесли с собой рога или свои расписные чаши для питья. Вдоль столов стояли большие сосуды с медовухой и пивом. Кто-то уже успел приложиться, так что в воздухе витали веселые отзвуки смеха и шумных разговоров. Веллокат вел своих гостей по центру зала. Катон старался смотреть перед собой, игнорируя любопытные или враждебные взгляды, направленные на него с обеих сторон. Трон Картимандуи был убран в задний конец зала, а на королевский престол были помещены три столешницы на подпорках и простые стулья. Место королевы пока пустовало, но на своих местах уже сидели и оживленно разговаривали Венуций с несколькими людьми. Сердце Катона чутко дрогнуло: среди них сидел Каратак. Их глаза встретились, и было видно, как замер взгляд короля катувеллаунов. Те, что сидели рядом с ним, уловили внезапную перемену в его настроении и на приближающихся римлян обернулись с неприкрытой враждебностью.
– Вот тебе и все бригантское гостеприимство, – произнес вполголоса Макрон.
– Ничего удивительного, – отозвался Катон. – Но держаться будем мирно.
– Как они, так и я.
– Держи себя в руках, что бы ни случилось, друг мой.
– Ладно тебе, чистоплюй, – нахмурился Макрон.
– А чистоплюйство у нас на сегодня только одно, – сказал Катон, твердо настроенный, чтобы Макрон на пиру вел себя мирно. Надо будет за ним присматривать, в особенности за тем, как он пьет. Когда Макрон перебирает лишку, что-то в нем, того и гляди, может привести к выплеску насилия – проверено временем. А учитывая обстоятельства, пьяный дебош нынче никак не самое лучшее окончание пира.
Они взошли на возвышение, и Отон занял место ближе всех от королевского стола. Затем сели его жена, Веллокат, Катон и Макрон. Прямо напротив на них холодными, полными лютой ненависти и презрения взглядами смотрели Венуций и его товарищи.
– Неловко как-то, – произнес Макрон. Он взял стоящую перед ним чашу и потянулся к ближайшему кувшину. Вначале с подозрением понюхал его содержимое, но затем одобрительно кивнул. Хотел налить себе, но тут вспомнил о манерах и обернулся к остальным: – Не желаете?
Поппея покачала головой и уставила взгляд на столешницу.
– Наверное, попозже, – ответил Отон.
Чаши протянули Веллокат с Катоном, и Макрон наполнил их почти до краев, после чего налил свою и поставил кувшин. Подняв наполненную чашу, он протянул ее в сторону Каратака:
– За почетного гостя.
Венуций посмотрел со свирепостью и даже попробовал встать, но король катувеллаунов твердо положил ладонь ему на руку – дескать, спокойно, – а сам с издевательской улыбкой наполнил рог для питья – тонкой выделки предмет с основанием в виде бычьей головы – и на тост Макрона произнес через столешницу свой тост:
– За моих грозных римских врагов.
– Грозные, – со смаком повторил Макрон. – Да, это про нас.
Он поднял чашу и отхлебнул. Питье было сладковатое и более легкое, чем пиво галлов, которое Макрону доводилось пробовать. Катон тоже выпил, а вот Веллокат притрагиваться к чаше не стал.
– Выпивка ничего себе, – одобрил центурион, делая крупный глоток. – Куда лучше, чем то куормийское пойло в Галлии.
– Весьма приятно, – согласился Катон, но на друга поглядел настороженно: – Только чрезмерно не налегай, ладно?
Макрон вместо ответа подался вперед и из-за Катона поглядел на Веллоката:
– Что с тобой, парень? Чего не пьешь?
– Я не поднимаю здравиц за человека, умышляющего против моей королевы, – заявил Веллокат.
– За него, что ли? – кивнул Макрон на Каратака. – Да брось ты, друг мой. Дни его злых умыслов подошли к концу. Уже завтра он будет у нас в руках, на пути в Вирокониум. И больше не натворит бед ни нам, ни вам. Поверь мне. Ну, а пока пусть насладится своей последней ночью свободы.
Щитоносец консорта хранил молчание, а чтобы подчеркнуть свой протест, решительно скрестил на груди руки.
– Впрочем, поступай как знаешь, – Макрон осушил чашу и расправил плечи, оглядываясь вокруг. В духоте зала плавал запах жареной снеди, а в дверь и окна красноватым потоком лился свет вечернего солнца. – Кстати, а королева-то где?
Словно в ответ на его вопрос, откуда-то сбоку из полумрака появилась женская фигура и с величавой плавностью взошла на возвышение престола. Тотчас гулко зашумели скамьи и стулья, а все разговоры смолкли. Картимандуя грациозно опустилась на свое место и, сидя с нарочито прямой спиной, оглядела своих гостей. Затем она подняла руку и мановением указала всем садиться. Снова раздалось шарканье ног и мебели, после чего разговоры стали понемногу возобновляться, усиливаясь по громкости.
Никакой преамбулы перед застольем не было, не было и никаких развлечений. Слуги, груженные большими плоскими блюдами с кусками мяса, входили в боковые двери и подавали в первую очередь тем, кто находился в глубине зала, так чтобы королева получила мясо горячим и приступила к еде первой. При виде груд жареного мяса с лоснящейся корочкой Макрон невольно облизнулся, а желудок у него плотоядно заурчал.
Неожиданно встал Венуций и, подняв руки, развел их в широком жесте, привлекая к себе внимание громким голосом, перекрывающим степенный гул в зале.
– Что он такое разыгрывает? – спросил Катон. Поглядев направо, он увидел, что лицо Картимандуи, наблюдающей за выходкой консорта, выражает обеспокоенность. – Веллокат, что он говорит?
Перевод последовал после небольшой паузы:
– Он требует быть услышанным. Говорит, что у него есть важное сообщение – о том, что наши боги явили ему предзнаменование. Послали знак, что они прокляли Рим.
– Прокляли Рим? – Отон посуровел бровями. – Это еще что за ахинея?
Но Катон уже начал догадываться. Между тем королева ткнула в своего консорта пальцем и заговорила повелительным тоном. Венуций повернулся к ней с кривой ухмылкой и упрямо мотнул головой. Прежде чем Картимандуя повторила свое повеление, Венуций повернулся к римскому трибуну и воззвал к нему зычным голосом, донесшимся до самых отдаленных концов зала. Катон резко ткнул Веллоката локтем: переводи.
