Примерно так могли обстоять дела, если предположить, что этот Райан направлялся в «Пруд Пилигрима», чтобы убить Тодда. Сначала я так и предполагал, но одно небольшое обстоятельство разбудило во мне сыщика. Когда мои люди увели задержанного, я поднял трость и пошел дальше по проселочной дороге. Через два-три поворота я дошел до одного из входов во владения Тодда, неподалеку от озерца или пруда, от которого и получило название его поместье. Было это часа два назад, то есть где-то около семи. Луна светила уже ярче, и я видел ее белые дорожки на этом загадочном озере с серыми, грязными, топкими берегами, такими, как те, в которых предки наши, как говорят, топили ведьм. Я не помню точно эту легенду, но, думаю, вы понимаете, как должно выглядеть это место. Оно расположено к северу от особняка Тодда, и за ним начинается ничейная земля. Да, еще там растут два дерева, настолько искореженных, что они больше похожи на какие-то гигантские грибы, чем на благородные растения. И вот, когда я стоял и всматривался в этот туманный пруд, мне вдруг показалось, что какая-то тень прошла от дома к этому месту. Но было так темно и находился я на таком расстоянии, что даже засомневался, уж не померещилось ли это мне, тем более что рассмотреть этого человека детально я не мог. К тому же внимание мое привлекло кое-что поближе. Я притаился за забором, от которого до ближайшего флигеля дома – ярдов двести, не больше (к слову, в некоторых местах щели на нем как будто специально были сделаны, чтобы удобнее подсматривать), так вот, я увидел, как в левом крыле здания, в темноте казавшемся большим черным пятном, открылась дверь и на порог вышел человек. Фигура на фоне яркого света, горевшего внутри, казалась черным нечетким силуэтом. Человек наклонился вперед и явно стал всматриваться в ночь. Потом дверь закрылась, но человек остался на пороге, и я увидел, что в руке у него горит фонарь. Тут уж я смог рассмотреть фигуру и одежду получше. Это оказалась женщина в большой потрепанной шали, явно одетая так, чтобы казаться как можно неприметнее. Вообще было что-то очень странное в этой закутанной в тряпки вороватой фигуре, которая вышла из такого роскошного места. Она осторожно двинулась по изогнутой садовой дорожке, в полусотне ярдов от меня на секунду остановилась на дерновом уступе, обращенном к этому болотистому озеру, подняла над головой фонарь и три раза провела им вперед-назад, явно подавая сигнал. Когда она проводила над головой фонарем во второй раз, отсвет упал на ее лицо, и я узнал ее. Неестественно бледная, на голове – эта жалкая плебейская шаль, но я не мог ошибиться. Это была Этта Тодд, дочь миллиардера.
Вернулась она той же дорогой, дверь снова закрылась за ней. Я уже хотел перелезть через забор и подкрасться к дому поближе, когда вдруг понял, что мой сыщицкий нюх, который привел меня в то место, слишком уж разошелся и лучше я наведаюсь туда как официальное лицо, поскольку у меня в руках и так были все карты. И только я развернулся, чтобы уйти, тишину ночи нарушил еще один неожиданный звук – на одном из верхних этажей открылось окно, но где-то за углом, так что самого окна мне не было видно. И сразу же раздался голос, очень четкий, который кого-то спросил на весь темный сад, где лорд Гриффит, мол, в доме уже осмотрели все комнаты, но его нигде нет. Этот голос нельзя было не узнать, я ведь много раз слышал его на всевозможных политических собраниях или встречах директоров. Это был голос самого Айртона Тодда. Кто-то другой, похоже, выглянул из нижнего окна или крикнул с лестницы, что Гриффит час назад вышел прогуляться к пруду и с тех пор его пока никто не видел. Тут Тодд крикнул: «Вот дьявол!» – и громко захлопнул окно. Я даже услышал его громкие шаги вниз по лестнице. Вспомнив о своем предыдущем, более благоразумном намерении, я не стал дожидаться, пока начнутся поиски по всему поместью, и вернулся сюда. Было часов восемь, не позже.
А теперь я бы хотел, чтобы вы вспомнили ту небольшую заметку о светской жизни, которая показалась вам столь неинтересной. Если сбежавший приберег пулю не для Тодда, а, судя по всему, это именно так, то выходит, что его цель – лорд Гриффит, и, похоже, своего он добился. Разве можно отыскать место более подходящее для убийства, чем то странное геологическое образование, где тело жертвы, если бросить его в полужидкий ил, опустится в эту жижу на глубину практически неведомую. Давайте предположим, что наш стриженый друг задумал убить Гриффита, а не Тодда. Как я уже говорил, в Америке множество людей точат зубы на Тодда и даже готовы убить его. Но кто здесь может желать смерти английскому лорду, лишь недавно приплывшему в нашу страну? На это есть лишь одна причина, и о ней упоминалось в той газетенке, а именно то, что лорд оказывает знаки внимания дочери миллиардера. Таким образом, наш стриженый друг, несмотря на свой неприглядный наряд, превращается в пылкого влюбленного.
Я понимаю, эта идея покажется вам странной и даже смешной, но это потому, что вы – англичанин. Для вас это звучит примерно, как если бы дочь архиепископа Кентерберийского собиралась сочетаться брачными узами в церкви Святого Георгия на Хановер-сквер
[12]
с каким-нибудь досрочно освобожденным вором, работающим уличным подметальщиком. Но вы недооцениваете честолюбия и жажды славы наших выдающихся сограждан. Вот, скажем, увидели вы какого-нибудь серьезного благообразного мужчину во фраке, с благородной сединой в волосах и оттенком высокомерия во взгляде. Вы знаете, что это важная персона, один из столпов общества. Разумеется, вы решите, что это потомственный аристократ, и попадете пальцем в небо. Вам даже не придет в голову, что всего-то пару лет назад сей господин прозябал в какой-нибудь дешевой квартирке, а то и (что весьма вероятно) сидел за решеткой. Вы не учитываете нашей национальной хваткости и целеустремленности. Многие из наших самых влиятельных фигур возвысились не только недавно, но и в достаточно преклонном возрасте. Дочери Тодда было уже восемнадцать лет, когда отец ее сколотил состояние, и потому нет ничего удивительного в том, что у нее может быть поклонник из низших слоев общества или даже что она влюблена в него, и это лично мне кажется более вероятным, судя по ее ночному выходу на пруд с фонарем. Если это так, то рука, державшая тот фонарь, может быть связана с рукой, державшей винтовку. Это дело, сэр, еще наделает шума.
– Хорошо, – смиренно произнес священник. – А что вы сделали потом?
– Думаю, вы удивитесь. А может, и возмутитесь, – ответил Грейвуд Ашер. – Я знаю, вы не жалуете вторжение науки в подобные сферы. Но мне дана довольно обширная свобода действий. Быть может, я и позволяю себе некоторую вольность, но мне показалось, что это отличный повод проверить в работе эту психометрическую машину, о которой я вам рассказывал. На мой взгляд, машина эта не лжет.
– Да, машина не лжет, – согласился отец Браун, – но и правды она не скажет.
– Только не в этом случае, – уверенно произнес Ашер. – И сейчас вы в этом убедитесь. Я усадил человека в нелепой одежде в удобное кресло и стал просто писать слова на доске, а машина в это время отмечала изменения его пульса. Я же просто наблюдал, как он себя ведет. Весь фокус в том, чтобы между слов совершенно отвлеченных вставить слово, имеющее отношение к преступлению, только слова эти должны быть такими, чтобы нужное слово не выбивалось из общего ряда. Итак, я стал писать: «цапля», «орел», «сова», но, как только я написал «гриф», он ужасно заволновался, а когда я стал выводить вторую букву «ф» в конце, стрелка машины вообще подпрыгнула чуть ли не до самого верха. Ну кто еще в нашей республике будет так волноваться при упоминании фамилии англичанина Гриффита, кроме человека, который его застрелил? Вы не находите, что это намного более достоверное свидетельство, чем бессвязное бормотание десятка свидетелей?.. Я говорю о свидетельстве надежной машины.
