Книга Три орудия смерти, страница 84. Автор книги Гилберт Кийт Честертон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Три орудия смерти»

Cтраница 84

Несмотря на проворство, с которым из задней двери выскочил преследующий беглецов полковник Гримм, уже на углу следующей улицы он остановился как вкопанный. Вся стена дома была заклеена плакатами, причем настолько свежими, что, казалось, они появились здесь уже после налета полиции на злополучный дом. Возможно, их даже шлепнули сюда сами беглые мятежники. Полковник коснулся пальцем стены и ощутил, что клейстер под бумагой еще не высох.

Но что насторожило его больше всего, так это содержание воззваний. Они были нацарапаны красными чернилами или краской, которая местами потекла и напоминала кровь. Все призывы начинались со слов «Час пробил», начертанных огромными буквами, за которыми следовало заявление «Слово прозвучит сегодня ночью». Далее следовало краткое сообщение о том, что все готово для окончательного удара по правительству, не сумевшему использовать свою последнюю отчаянную попытку изловить людей, которые уже завтра станут властителями города.

Обращало на себя внимание то, что людей убеждали «возлагать надежды на границы». Из текста плаката следовало не только то, что настало время произнести загадочное «Слово», но и то, что произнесут его толстые и внушающие ужас губы африканца.

Пройдя по тополиной аллее к сложенному из красного кирпича особняку георгианского стиля, шеф полиции и банкир обнаружили короля уже в другой комнате и в другом настроении. Военную форму сменила легкая пиджачная пара, и король явно отдыхал.

Король Хлодвиг был очень парадоксальным человеком. Он ненавидел условности, однако на всех официальных мероприятиях тщательно их соблюдал. Несмотря на кажущееся противоречие, можно отметить, что он ненавидел официальные мероприятия, потому что они заставляли его соблюдать условности. Но в этой удобной комнате за накрытым к чаю столом он находился в кругу семьи, представленной его племянницей, которую в официальных источниках именовали Аурелией, а дядя называл Мэри.

Принцесса сидела на диване и рассеянно смотрела в окно, храня молчание, против которого король, похоже, нисколько не возражал. Премьер-министра здесь не было. Его присутствие всегда порождало необъяснимую суету, против которой король очень даже возражал.

Шеф полиции рассказал главе государства о постигшем их разочаровании. Король выслушал эту историю заинтересованно, но без малейших признаков раздражения.

– Я думаю, – произнес он, – если этот старый еврей приобрел дом специально для заговорщиков, он мог оснастить его каким-то секретом.

– Я тоже так подумал, сэр, – кивнул Гримм. – Но пока нам не удалось обнаружить и следа этого секрета. И меня очень беспокоит мысль о том, что задумали четверо негодяев. Из воззваний следует – они готовятся к решительному шагу.

– Если вы не можете поймать их, – вмешался Саймон, – почему бы не арестовать кого-нибудь другого? Наверняка у этой компании имеются и другие вожаки.

Шеф полиции, покачав головой, сказал:

– Именно это меня и удивляет. Это самое поразительное движение, о котором я только слышал. Я говорю об их дисциплине, организованности и прежде всего таинственности. Мятежников многие сотни, но послушать их разговоры, или, скорее, полное отсутствие разговоров, так их нет вообще. Они называются «Братством Слова», но похожи они на «Братство Молчания». Они смотрят вам в глаза и улыбаются. Они что-то говорят о погоде, и никакие перекрестные допросы не помогают вывести их на чистую воду. Совершенно ясно, что все это тщательно продуманная тактика. Последователей не видно, так же, как и заговорщиков. Нам демонстрируют только эту знаменитую четверку. Их тайные встречи довольно очевидны, однако настроения толпы остаются для нас загадкой, расплывающейся при малейшем прикосновении к ней. Кроме этих четверых, обвинения предъявлять попросту некому. Выходит, мы можем обвинить только тех людей, которых нам не удается изловить.

– Значит, мы вообще никого не арестовали, – заметил Саймон.

Гримм, досадливо скривившись, уточнил:

– Только одного тупого лакея, который открыл нам дверь. Не слишком богатый улов, когда расставляешь сети на генерала Каска.

– Это лучше чем ничего, – откликнулся король. – Что говорит тупой лакей?

– Он молчит. Возможно, ничего и не знает. Если честно, этот лакей и выглядит чересчур тупым, чтобы что-то знать. Большой и неуклюжий болван, главное достоинство которого – его длинные ноги. Хотя нельзя исключать и того, что в такой туповатой манере он хранит верность своим хозяевам.

Принцесса, обернувшись к Гримму, наконец сказала:

– А никто не подал ему такую здравую идею, как необходимость хранить верность своему королю?

– Боюсь, Мэри, – нервно произнес Хлодвиг, – что галантные кавалеры и блестящие придворные остались в прошлом. Невозможно решать современные политические проблемы, просто приказывая людям хранить верность королю.

– Почему же им приказывают хранить верность кому угодно, кроме короля? – поинтересовалась юная леди. – Как только возникает забастовка на мыловаренном заводе, газеты тут же велят рабочим хранить верность мыловарам, обвиняемым в беззастенчивой эксплуатации. Журналисты приказывают им хранить верность своей партии и собственным вожакам, а также всем остальным. Но стоило мне заговорить о вожаке, который не возглавляет ни одну из партий, который представляет всех истинных патриотов и всю нацию в целом, мои взгляды тут же назвали устаревшими. Или же это означало, что я еще слишком юная. Думаю, ты считаешь, что это одно и то же.

Его Величество король Павонии посмотрел на племянницу так настороженно, как если бы вдруг перед ним свернувшийся на коврике у камина котенок внезапно превратился в тигра. Но принцесса продолжала говорить, подобно человеку, твердо вознамерившемуся выпустить пар накопившегося раздражения.

– Почему король Павонии обязан быть единственным частным лицом в своем государстве? Все остальные являются необыкновенно публичными джентльменами или публичными пародиями на джентльменов. Почему к толпе может обращаться любой человек, кроме нас? Ты знаешь, что я на самом деле почувствовала, когда увидела этого взгромоздившегося на стол поэта с багряными бакенбардами? Разумеется, вначале у меня возникло ощущение чего-то невероятно искусственного. Он напоминал какую-то накрашенную и раззолоченную танцующую куклу или мумию. Но больше всего меня возмутил этот его бирюзово-зеленый шарф, развевающийся у него на шее. Он напомнил мне старый флаг Павонии. Когда-то король даже в битву шел за опахалами из павлиньих перьев. Какое право имеет он носить такие цвета, если это запрещено даже нам? Мы должны быть скучными и элегантными. Мы обязаны умереть от избытка хорошего вкуса за прикрытыми портьерами дворца. Зато заговорщики могут быть и цветистыми, и вульгарными. Республиканцы имеют право на царственность. Именно поэтому они и нравятся людям. Потому что делают все то, что некогда делали короли, когда короли еще понимали, что им надлежит делать. Ваши газеты и политики твердят об ужасном росте красной пропаганды и удивляются, почему она так популярна. Ну конечно же, именно потому, что она красная. Короли, кардиналы, пэры и судьи некогда были красными. Просто мы тогда не боялись хоть немного расцвечивать свою жизнь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация