Я попросила его закрыть глаза и выдохнуть. Он был очень напряжен и взволнован. Чтобы дать ему возможность лучше ощущать себя самого, мы проделали с ним в воображении небольшое путешествие по телу (см. стр. 162). Его дыхание стало более ровным. «Когда вы выдыхаете, каждый раз понемножку уступайте». И: «Когда вы выдыхаете, делайтесь чуточку тяжелей». Физическое напряжение заметно спало. Я предполагала, что для него окажется невозможным из ничего визуализировать своего отца. Поэтому я спросила: «Что произойдет, если вы поставите за собой свою мать?» Ему было легче представить себе, что он физически чувствует кого-то за своей спиной, чем увидеть кого-то в своем внутреннем образе. «Приятно». — «Что, если вы немножко на нее обопретесь?» Он сделал глубокий выдох. «Очень Приятно». — «Что произойдет, если рядом с матерью вы поставите своего отца?» — «Но я его совсем не знаю». Он взглянул на меня. «Ваша мама знает». Он закрыл глаза и вздохнул. Поскольку он медлил, я предложила ему: «Вы можете просто поставить рядом с вашей мамой мужчину и понаблюдать, что тогда изменится». Он сделал маленькие спонтанные движения. «Как ваша мама смотрит на вашего отца?» — «Тогда мне нужно обернуться». — «Да, обернитесь». Благодаря взгляду матери отец стал конкретнее: «Она смотрит на него вопросительно и с большой любовью». Тогда я попыталась проверить, представлен ли уже в его внутреннем образе отец: «А как ваш отец смотрит на вашу мать?» — «У него нет пока конкретных очертаний, он очень беспокоен». Я могла бы подхватить здесь тему схожести симптоматики, но я не хотела перебивать образ его встречи с родителями. Его восприятие говорило о том, что поле отца должно еще немного достроиться, прежде чем он сможет полностью появиться в воображении клиента. «Что произойдет, если вы поставите за ним его отца, то есть вашего деда?» — «Он откидывается назад и смотрит очень печально». Отец обрел очертания. «Что, если рядом с ним вы поставите еще несколько его родственников?» — «Ах, хорошо. Теперь он по-настоящему тут». «Как ваш отец смотрит на вашу мать?» — «Ах, очень задумчиво и растроганно». — «И как это для вас, когда вы. это видите?» — «Ах!». Он громко выдохнул. «Что будет, если ваша мама скажет ему: «Смотри, это твой сын?"» Г-н Калидрис разрыдался. «Что, если вы подойдете к отцу чуть поближе?» У него по щекам текли слезы. «Что будет, если вы легонько положите голову ему на грудь?» Он немного наклонил голову и глубоко дышал. «Что, если отец вас обнимет?» Он глубоко и спокойно дышал и тихо плакал. «Что произойдет, если вы ему скажите: "Наконец-то, папа!"» Когда он громко произнес эти слова, его снова сотрясли рыдания, но он быстро успокоился. Теперь он сидел на диване абсолютно спокойно и расслабленно. «Как вы себя сейчас чувствуете?» — «Это прекрасно». — «Когда вы смотрите на своего отца, как это теперь?» — «Я вижу только его теплые глаза». — «И как это?» — «Хорошо!»
Теперь во внутреннем образе отец мог бы представить его отдельным членам своей семьи, из которой происходит и к которой относится клиент. Но г-н Калидрис был расслаблен и доволен. В конце он сказал: «Но вообще-то у меня нет даже фотографии моего отца». Я спросила его: «Вы похожи на свою мать?» Он ответил: «Нет». А потом засмеялся: «Я знаю, что вы имеете в виду».
Мы поддерживаем развитие тех образов, в которых клиент чувствует себя лучше. Тяжелые для него интервенции мы смягчаем тем, что либо их отменяем и возвращаем клиента в предыдущий, хороший образ, либо просим его отойти в своем образе на такое расстояние, «чтобы быть в хорошем контакте с собой». Наконец, мы можем в любой момент прервать процесс, спросив клиента о его дыхании, или прекратить его совсем, попросив клиента открыть глаза и выйти из образа.
Иногда становится ясно, что не хватает кого-то еще, но у нас нет никакой конкретной информации или мы не можем получить ее в данных временных рамках. Тогда мы можем либо включить в образ один или несколько персонажей, которые будут репрезентировать тех, «кого недостает», либо поставить в образ «нечто», олицетворяющее процесс, человека или даже тайну.
Пример
Г-н Коскороба, родившийся в Южной Америке, страдал «страхом и паникой», и это так на него давило, что на вопрос о его запросе он выразил одно-единственное желание: иметь, наконец, возможность жить в настоящем. К концу расстановки мы уже включили в образ всех, кто, по нашим, основанным на анамнезе, предположениям, имел какое-то влияние на паттерн. У него была умершая младшая сестра, теперь она дружелюбно стояла рядом с ним. Оба родителя отца были сиротами, теперь за ними стояли прадедушки и прабабушки, и оба поколения приветливо и с интересом смотрели на отца клиента. Однако сам он едва выдерживал близость отца, а когда он на него смотрел, его охватывала сильная боль, которую он никак не мог объяснить. Когда отец поворачивался к своим предкам, он исчезал из поля зрения клиента, уменьшаясь настолько, что его переставало быть видно. Хотя по данным клиента картина семьи была полной, все-таки чувствовалось, что не хватает еще чего-то или кого-то важного. В моем внутреннем образе это было что-то большое, что должно было стоять за поколениями предков. Когда я предложила этот образ г-ну Коскоробе, он серьезно кивнул. У него было похожее представление, и он был потрясен, будучи не в состоянии описать точных причин. Спустя месяцы он снова пришел на сессию вместе с женой. Его симптомы пошли на убыль, и он рассказал о том, что узнал за это время. В поколении прадедушек и прабабушек большую часть его семьи унесла эпидемия чумы.
Если облик или размер воображаемых лиц сильно меняется, если они становятся огромными и угрожающими или крошечными, превращаются в детей или совсем растворяются, это всегда указывает на то, что картина пока неполная. Иногда эти изменения можно понять в контексте.
Пример
Г-жа Лауда пришла на терапию с желанием обрести возможность добиваться большего признания. В первую очередь на работе, в своем коллективе она чувствовала себя аутсайдером, ее часто обходили. Когда она пыталась больше заявлять о себе, у нее возникало сильное чувство вины, которое мешало ей дальше следовать своим планам. На мой вопрос о похожих структурах в семье она рассказала, что это чувство знакомо ей и по отношениям с матерью. Клиентка скрывала он нее многое из своей жизни, так как знала, что мать этого не одобрит. Из истории семьи я узнала, что в возрасте полутора лет утонула младшая сестра матери. Мать, тогда сама еще маленький ребенок, должна была за ней приглядывать. Отец клиентки умер в результате несчастного случая, когда ей было девять лет. Мы уже делали расстановку отцовской семьи, и с тех пор она испытывала к нему нежное чувство и сама чувствовала себя яснее, увереннее и крепче. Еще одним результате расстановки, по ее словам, стало то, что при наличии внутренний поддержки со стороны отца она стала уверенней чувствовать себя в отношениях с мужем. Но на работе она то и дело .«проваливалась» в старую модель. Поэтому в качестве гипотезы я предположила, что чувство вины и неспособность клиентки добиваться признания берут начало в семье матери. Я спросила себя, кто из членов этой семейной системы перенес эмоциональный шок и какие чувства были не прочувствованы. Как чувствует себя маленький ребенок, под присмотром которого погибла сестра? Как чувствуют себя мать, отец?
Я попросила клиентку в ее внутреннем образе встать напротив матери. «Это правильная дистанция?» Она отошла на несколько шагов назад. «Как на вас смотрит ваша мать?» Клиентка стала беспокойной и возбужденной. «Она смотрит страдающе и так требовательно. Я должна ей помочь». — «А как вы смотрите на вашу мать?» — «Я хочу уйти, но меня мучает совесть, потому что тогда ей будет еще хуже». Тогда я начала добавлять недостающих членов семьи. «Что произойдет, если вы поставите рядом с матерью умершую сестру?» У клиентки покраснели щеки. «Моя мама очень взволнована» — «А как она смотрит на сестру?» — «Я не знаю, ей хочется уйти». Поскольку на тот момент, когда произошло несчастье, мать сама была еще маленькой девочкой, следующей я поставила бабушку. «Что произойдет, если за обеими сестрами вы поставите их мать?» Клиентка покрылась испариной, на верхней губе выступили капли пота. Она сняла куртку. «Моя мама становится совсем маленькой, она плачет и прячется в бабушкин фартук». Образы, в которых присутствует физический контакт, оказывают особое воздействие. Что тогда было нужно этому ребенку? «Что, если бабушка возьмет вашу маму на руки?» — «Ах, ей там хорошо, она успокаивается и вопросительно смотрит на сестру». «А что, если умершую сестру бабушка тоже возьмет на руки, так чтобы они обе сидели у нее на руках?» — «Моя мама радуется и смеется». Можно было бы развить эти образы дальше, дав бабушке возможность поговорить с сестрами. Но в этом случае они были достаточно спокойны и умиротворены. Так что я лишь немного расширила образ. «Что, если рядом с бабушкой вы поставите дедушку, чтобы рядом с вашей мамой были оба ее родителя?» Клиентка глубоко выдохнула. «Там она в надежных руках». Теперь, когда картина была полной, я включила в нее ее саму. «Как это для вас, когда вы это видите?» — «Это огромное облегчение. Моей маме там по-настоящему хорошо». — «Как она теперь на вас смотрит?» — «Очень мягко и с любовью». «И как это для вас?» — «Хорошо, теперь я могу оставить ее там и заняться своими делами».
