Так разве слабо ей посетить инкогнито публичный
дом, когда это нужно для сюжета? А вот и нет. Не слабо!
***
– Вот сюда давай, в проулок, –
подбородком указал Зернов направо, когда впереди замаячило здание ГУВД
Приокского района.
Поляков послушно повернул, потом въехал в
школьный двор, уже пустой по причине позднего часа, и остановился под тополем.
– Мужики... вы чего здесь? –
опасливо спросил задержанный и на всякий случай прикрыл голову скованными
руками.
Зернов посмотрел на него с великим презрением.
Этот высокий, спортивный парень был до того труслив, что просто с души
воротило. С той минуты, как Зернов посулил припаять ему не только статью за
распространение наркотиков, но и за сопротивление сотрудникам органов (а что?
Делал попытку вырваться при задержании? Делал. Вот тебе и прямое сопротивление!),
он просто-таки расползался по сиденью, как кисель. Согнулся, пряча лицо,
изредка протяжно шмыгал носом. Можно было не сомневаться: если и не плачет, то
с трудом сдерживает слезы. Однако главного, столь ожидаемого Зерновым, он так и
не сделал, а именно: не повторил той фразы, которая уже была сказана: давайте,
мол, договоримся, мужики! А почему? Неужели его так пригнула сумма, названная
Зерновым? Но не может же он не понимать, что и здесь, как во всяком деле, торг
уместен?
А если не понимает? А если решил, что Зернов
брякнул про пять тысяч баксов только для того, чтобы показать: неуместен не
только торг, но и вообще какие бы то ни было разговоры на эту тему? Мол,
советские люди взяток не берут?
В смысле, российские милиционеры не берут?
Но в это ж небось одни только малые дети
верят! А задержанный – уже большой мальчик. Большой, да дурной...
Надо его встряхнуть хорошенько.
Зернов перегнулся назад и взял старую
планшетку с бумагой. Достал из нагрудного кармана ручку, нарочно долго снимал
колпачок, черкал по клочку бумаги – как бы расписывал и без того отлично
пишущий стержень. Это была такая психическая атака. Артподготовка.
Парень оторвал руки от лица, уставился
перепуганными глазами на белый листок бумаги на коленях Зернова.
– Ну что? Пора протокол писать? –
спросил Зернов по-дружески. – Ты как, готов?
И начал медленно, аккуратно выводить вверху
листа: «Протокол задержания гражданина...»
– Твоя фамилия как? – спросил
чрезвычайно деловитым тоном. – Давай все по пунктам: фамилия, имя,
отчество, год и место рождения, пол, образование, домашний адрес, наличие или
отсутствие судимости, место работы, должность... – Почти все эти данные
значились в паспорте, который они забрали у парня, но порядок есть порядок:
протокол должен составляться со слов задержанного. – Поехали, ну!
Поляков протяжно зевнул, уложил на руль руки,
а сверху пристроил голову: знал, что это «поехали» относилось не к нему.
– Фамилия – Воропаев, – механически
начал парень. – Год рождения – 1969-й, восьмое августа. Пол – мужской, образование
высшее, адрес... – И вдруг вскинулся, с мольбой уставился на Зернова: –
Мужики... ну нету у меня пяти тысяч баксов, ну поймите, что нету!
– А сколько у тебя есть? –
встрепенулся Поляков, как будто это и не он только что расположился вздремнуть на
рулевом колесе.
Задержанный вытаращил на него глаза, потом
перевел взгляд на Зернова, опять на Полякова... Кажется, до него начало
доходить, кто главный в этой связке.
Да. Толстый и тихий Поляков – еще не значит
глупый. Это как раз наоборот – мозговой центр. А швыдкими да быстроногими
бывают именно мальчики на побегушках. «Шестерки»!
– Одна есть... Но не здесь, конечно, а
дома.
Поляков снова широко зевнул и снова уютно
устроил голову на сложенных на рулевом колесе руках.
Ему даже говорить ничего не надо было: систему
условных знаков они с напарником отработали до мелочей.
– Продолжаем писать протокол, – сухо
сказал Зернов. – Воропаев, значит... А имя у тебя есть, задержанный
Воропаев?
– Есть, я же говорю, есть, только
дома! – забормотал задержанный Воропаев, ничего не соображая. – Что я
говорю! Имя... Нет, не надо имени! Ну что, мало вам одной тысячи? Хорошо, пусть
будет три. Но больше я никак не раздобуду, никак! Хотите, дайте мне время, я у
друзей спрошу, может, кто-нибудь займет.
Поляков с подвывом зевнул.
– Это не разговор, –
пренебрежительно отмахнулся Зернов. – Дайте ему время! Да я тебя только
выпущу, твой след сразу простынет!
– Да я ж вам все про себя скажу, вы меня
в любую минуту прищучить сможете.
Поляков снова зевнул – погромче.
– Это не разговор! – уже суровее
повторил Зернов, приняв телепатический сигнал. – Никуда не отпустим. Три,
говоришь... Ладно, пусть будет три. А когда?
– Хоть через полчаса, – с надеждой
посмотрел на него парень. – Доедем до моего дома, зайдете, заберете...
– Где живешь?
– На Трудовой. Это в верхней части,
недалеко от Сенной площади, напротив Лингвистического университета.
– Да знаю я город, чай, коренной
нижегородец, – хмыкнул Зернов. – Значит, говоришь, зайдем в твою
квартиру?..
– В квартиру мы не пойдем, – с
прежней стремительностью обернулся Поляков. – Ни к чему светиться. Встанем
где-нибудь за углом. Ты сходишь, возьмешь бабки. Снова сядем в машину. Поедем в
тихое местечко, пересчитаем все. Потом вернем тебе паспорт и протокол.
– Какой протокол? – задрожал голос
Воропаева. – Мы ж вроде решили... вроде решили не...
– Не, не, – успокаивающе протянул
своим густым баском Поляков. – Это только для страховки, чтоб ты нас не
кинул, понял? А когда вернешься с деньгами, произведем обмен ценностями. Ты
подумай – я тебе дело предлагаю.
Воропаев понуро задумался. Потом выдавил из
себя:
– Ладно. А вы меня... вы меня сами-то не
кинете?
– О гос-с-спы-дя... – страдальчески
выдохнул Поляков, в третий раз устраиваясь на руле. – Больше прошу не
беспокоить.
Зернов невольно понизил голос, когда в
очередной раз принялся задавать вопросы для протокола.
Воропаев отвечал хоть сквозь зубы, но без
задержки. Чувствовалось по всему, ждет не дождется, чтобы все это поскорее
закончилось.
Он отвечал без вранья – все сказанное им
подтверждалось паспортными данными. Адрес, возраст, ФИО, место и время
рождения... Ну и пол, конечно.
