– Ну и ну! Как она могла? Или совсем сошла с ума? Я вел ее дела с тех пор, как умер ее муж!
– Не кипятитесь, Эб, – успокоил его Паттерсон. – Когда она сказала мне о другом адвокате, я рассердился не меньше вашего. Убеждал ее, что это ошибка, пока она не объяснила мне причину такого решения. Думаю, вы должны все знать, хотя и выдаю чужую тайну. Она хочет удивить вас: оставить кое-что в наследство.
Уэйдман опустил вилку. От злости не осталось и следа.
– Она сказала, что именно?
– Ей пришлось, потому что я настоял на этом.
Уэйдман кивнул:
– Я запомню это, Крис. Значит, старушка не забыла в своем завещании и меня?
– Раз нам предстоит работать вместе, Эб, я не вижу смысла скрывать от вас то, что знаю сам. Вы получите три картины Пикассо.
Глаза Уэйдмана широко раскрылись. Он редко кому-либо завидовал, но каждый раз, приходя к миссис Морели-Джонсон, не мог оторвать глаз от работ великого художника. Он собрал небольшую коллекцию, но Пикассо у него не было.
– Это правда?
– Я говорю вам лишь то, что слышал от нее. Она пришла к выводу, что вам они доставят больше радости, чем местному музею.
– Однако! – Уэйдман просиял. – Это потрясающе!
– Сказала она мне и кое-что еще, – продолжил Паттерсон. – Она изменила свое отношение к Джеральду Хэмметту, ее племяннику. Оставила ему кругленькую сумму. Точной цифры не знаю, но догадываюсь, число со многими нулями.
Уэйдман слушал его вполуха. Перед его мысленным взором стояли картины Пикассо.
– Не забыла, значит, и единственного родственника?
– Судя по ее словам, нет.
– Ну что ж, тем лучше для него. – Уэйдман накрыл руку Паттерсона своей. – Похоже, нам обоим сопутствует удача. – Он остановил официанта. – Это надо отметить. К птице мы закажем лучшее вино, которое только есть в этом сарае.
Бутылка «Шато Марго» урожая 1929 года обошлась ему чуть дороже ста долларов.
Видя его счастливые глаза, Паттерсон понял, что завещание Бромхеда не будет оспорено.
Глава 6
Бромхед смотрел телевизор, когда зазвонил телефон.
– Джек? – по свистящему дыханию Бромхед узнал Солли Маркса.
– Это я.
– Жду тебя завтра во «Франклине», в шесть вечера. – И в трубке раздались гудки отбоя.
Бромхед положил трубку. Поднялся, выключил телевизор. Постоял, глубоко задумавшись. Просто так Маркс звонить не будет. Джеральда увезли в Лос-Анджелес три недели назад. Или возникли непредвиденные осложнения, или Маркс полагает, что полученные ранее деньги уже отработаны.
Вот тут Бромхед, пожалуй, впервые занервничал. Разумеется, операция намечалась долговременной, и это был бы самый безопасный вариант, но он начал осознавать, что в силу сложившихся обстоятельств ему не останется ничего другого, как ускорить естественный ход событий.
Прикинул, стоит ли посоветоваться с Шейлой, но пришел к выводу, что лучше обойтись без нее. Чувствовалось, что ей нельзя полностью доверять, если дело касалось Джеральда. Пожалуй, она закатила бы скандал, если б узнала, как с тем обошлись. Короче, Бромхед решил переговорить с ней после встречи с Марксом.
На следующий вечер он нашел Маркса в вестибюле «Франклина» с сигарой и бокалом виски. Мужчины обменялись рукопожатиями, и Бромхед присел рядом с толстяком. В этот час в вестибюле не было практически ни души. Бармен-негр принес Бромхеду виски со льдом.
– В чем дело? – спросил Бромхед после его ухода. – Неприятности?
– Ваш протеже выкаблучивается.
Бромхед отпил виски.
– Я заплатил вам десять тысяч, чтобы он ни в чем не знал нужды.
– Совершенно верно, но с той поры прошло двадцать девять дней. Достаточно долгий срок. Хэнк начал уставать. Два дня назад ваш протеже сбежал. Хэнк поймал его на автовокзале. Он как раз садился в автобус, чтобы приехать сюда.
– Каким образом ему удалось удрать?
Маркс пожал плечами:
– Хэнк не может проводить с ним двадцать четыре часа в сутки. Он полагает, что нужен второй охранник. В этом есть резон. Хэнк должен спать. Нанимать второго охранника?
Бромхед осушил бокал. Все ясно. Снова придется платить. Но он напомнил себе, что успех операции принесет ему куда больше денег.
– Сколько?
Маркс глубоко затянулся, выпустил струю дыма.
– Ситуация больно скользкая, Джек. Если ваш протеже вырвется на волю, а он всячески к этому стремится, он может подать на Хэнка в суд за похищение. Так что с вас еще десять тысяч.
– А другой цифры вы не знаете? – резко спросил Бромхед. – Почему всегда десять?
Маркс уставился в потолок.
– Я же говорю, возможны осложнения. Вы хотите надежного охранника, не так ли?
Бромхед понял, что деваться некуда. Теперь его долг возрастал до тридцати двух тысяч, но он полагал, что может такое позволить. Ему и Шейле доставалось гораздо больше.
– Ладно. – Он достал блокнот и выписал расписку еще на десять тысяч долларов. Вырвал лист и отдал Марксу.
Тот внимательно прочитал расписку, затем посмотрел на Бромхеда.
– Вы затеяли большое дело? – Впервые за время их знакомства он проявил любопытство.
– Достаточно большое, – с каменным лицом ответил Бромхед.
Маркс кивнул, убрал расписку в бумажник.
– Хорошо, Джек, о вашем протеже позаботятся, но учтите, ему это не нравится. Я не несу ответственности за то, что он сделает, оказавшись на свободе. Хэнк говорил мне, что пару-тройку раз ему пришлось применить силу, чтобы успокоить его.
– Мы еще успеем подумать об этом.
Маркс пожал плечами:
– Думать придется вам, а не мне.
Бромхед понимал это и сам. Он встал.
– Подержите его еще недельку. А потом я им займусь.
– Когда вы намерены выплатить долг, Джек? – спросил Маркс, глядя на него снизу вверх.
– Не знаю. Спешить мне нельзя. Вы же получаете процент.
– Через три месяца процент возрастает, – пояснил Маркс. – До сорока. Еще через три – до пятидесяти.
– Вы не забываете о своих интересах, не так ли?
– Нет… кроме того, у меня есть люди, которые собирают долги. – Маркс глотнул виски. – Я подумал, что уместно напомнить вам об этом.
– Я знаю, – кивнул Бромхед. – Слышал о них.
До него действительно доходили слухи о головорезах, которых Маркс напускал на должников. Они заявлялись со свинцовой трубой, завернутой в газету, и вежливо предлагали вернуть долг. Если клиент отказывался выполнить просьбу, его превращали в идиота несколькими ударами по голове.
