Конверсионная истерия представляет собой другой тип невроза и обычно в большей степени проявляется на физическом, нежели на эмоциональном уровне.
Гораций Фольк ненавидел своего отца, хотя ни разу никому об этом и словом не обмолвился. Его отец, ревностный баптистский священник, воспитывал Горация и трех его сестер в большой строгости. Мать их умерла, когда они были маленькими, и с тех пор отец розг для них не жалел.
Горацию было восемнадцать, когда забеременела его старшая сестра Мария. Когда она обратилась к отцу за помощью, тот выгнал ее из дома, велев никогда не возвращаться. Узнав о случившемся, Гораций попытался было протестовать, но хватило одного свирепого взгляда отца, чтобы юноша замолк. Он не просто замолчал: у него отнялся голос и вернулся только через шесть недель, в течение которых он мог говорить лишь шепотом.
Когда два года спустя дом покинула вторая сестра, Гораций опять потерял голос. Как и в первый раз, дар речи вернулся через несколько недель.
Третья сестра, узнав, что забеременела, поспешила выйти замуж, прежде чем рассказать о своей беременности отцу. Когда она со своим новоиспеченным супругом вечером после венчания пришла домой и рассказала обо всем отцу, преподобный Фольк выслушал ее, а затем медленно поднял руку и указал на дверь, пожелав молодым людям забыть дорогу в его дом. Гораций снова пытался что-то возразить и снова потерял голос.
На этот раз голос не вернулся. Через два месяца Гораций обратился к семейному врачу, который пытался лечить его инъекциями аминала натрия. Пока длилось действие лекарства, Гораций обретал способность нормально говорить, но как только время действия препарата истекало, голос вновь пропадал, сменяясь хриплым шепотом. Безуспешно проведя за месяц три курса лечения, врач направил Горация к доктору Трису.
Доктору Трису удалось его «вылечить» без лекарств и гипноза. Но оказалось, что Гораций, потеряв голос, в остальном чувствовал себя весьма хорошо, а когда обретал его вновь, погружался в депрессию и терял сон. Как только врач избавил его от симптома немоты, служившего единственным средством выражения подавленных напряжений Ид, скрытым напряжениям пришлось искать другой выход. Отчасти это было достигнуто путем открытой эмоциональной привязанности к врачу, механизм формирования которой уже был описан в разделе, посвященном «образам», отчасти — посредством депрессии и бессонницы. Эти реакции доктор Трис предвидел и приступил ко второй стадии лечения — снятию первичных напряжений Ид, которые вызывали эти разнообразные симптомы. Были исследованы не только внутренние проблемы Горация, но также природа его ребяческого преклонения перед врачом. В конце концов после года лечения Гораций эмоционально окреп и повзрослел достаточно, чтобы жениться и зажить счастливо.
В данном случае мы видим, что связанные с болезнью напряжения мортидо были сознательными, а напряжения либидо — бессознательными. Гораций отлично понимал, что именно ненависть к отцу стала причиной поразившей его немоты. Не осознавал он того, что каждый раз терял голос не только из-за ненависти к отцу, но еще из-за очередной потери дорогого сердцу человека; теряя объект, значительное количество либидо оставалось «не у дел». Не найдя другого выхода, либидо обернулось внутрь и по причинам, которые выяснились впоследствии, подействовало именно на дар речи (а не, скажем, на желудок или мышцы конечностей).
Внезапные поражения отдельных частей тела характерны для истерии. Людям, страдающим этим недугом, могут отказываться служить руки, ноги или голосовые связки; у некоторых кривится шея или вследствие спазмов утрачивают гибкость иные мышцы, может пропасть обоняние, осязание, зрение или слух или исчезнуть чувствительность какой-нибудь части тела, например руки или ноги. Истерия вообще способна имитировать едва ли не любую физическую болезнь. Однако речь идет лишь об имитации болезни, так что врач почти всегда может установить функциональный характер наблюдаемого симптома. Как уже отмечалось выше, истерия сопровождается изменением представлений индивида о своем теле, а не действительным физиологическим нарушением. Задача психиатра потому состоит не в функциональном лечении организма, а в нормализации искаженного ментального образа тела. Искажение образа собственного организма, вызывающее болезнь, связано с резким притоком бессознательной энергии либидо или мортидо. Не нашедшая выхода наружу эта энергия направляется внутрь и изменяет представление о теле. Поскольку невроз такого рода связан с конверсией (превращением) психической энергии в соматический симптом, его называют конверсионной истерией. Причем всегда есть особая причина, по которой поражается та, а не иная часть тела. Гораций, например, помнил, что с раннего детства жаждал высказать отцу свою неприязнь, сообщить ему о своем желании убить его. Немота служила превосходной маской для этого неудовлетворенного напряжения мортидо, и именно поэтому Гораций «выбрал» этот симптом, а не какой-нибудь другой.
Людей с откровенно театральным поведением и чрезмерно экспрессивными эмоциональными реакциями в обыденной жизни называют «истеричными», и это не случайно. Такие люди особенно подвержены возникающим время от времени симптомам конверсионной истерии.
Теперь давайте обратим внимание на невроз тревоги. Септимус Сейфус держал на Талия-лейн магазин, где продавались книги и художественные принадлежности. Его сын Саймон был старшим из пятерых детей; остальные были девочки. Когда началась война, Саймон пошел в армию добровольцем. Он всегда помогал сестрам всем, что только можно ждать от старшего брата, так что ему было не привыкать заботиться о других и нести за них ответственность. Это его качество не осталось незамеченным в армии, и Саймон постепенно продвигался по службе, пока не стал сержантом и командиром взвода.
Когда его подразделению пришлось вступить в бой на одном из маленьких тихоокеанских островов, события развивались так быстро, что у Саймона не было времени и возможности проследить, все ли его солдаты окопались там, где следовало. Упавший на их позиции снаряд убил десять человек. Саймона контузило, но, по счастью, осколками не задело. В себя он пришел уже в госпитале и там узнал о потерях в своем взводе.
Саймон не был ранен, и его могли бы выписать из госпиталя почти сразу, не превратись он в «нервную развалину». При малейшем звуке он подпрыгивал с колотящимся сердцем. Он не мог есть, обильно потел, плохо спал. Хуже всего Саймону приходилось по ночам. Роковое сражение являлось ему в ночных кошмарах. Он заново проживал все события того дня, пока не доносился вой того рокового снаряда. И тогда с воплем Саймон просыпался, дрожащий, мокрый от пота.
Саймона отправили в Соединенные Штаты, где он провел несколько месяцев в обычной больнице, прежде чем снова был признан годным к строевой службе. В больнице еще долгое время он каждую ночь видел все тот же сон и каждый раз с криком просыпался, заслышав приближение снаряда. Этот сон не только пугал его, но и ставил в неудобное положение, потому что своим криком Саймон будил соседей по палате. Благодаря правильно выбранному лечению его постепенно перестали преследовать кошмары, он медленно обретал покой.
С помощью психиатра Саймон начал сознавать чувства, лежавшие в основе его невроза. Он был совестливым человеком и, как многие честные люди, корил себя в том, в чем его вины не было. Саймон считал, что если бы он проследил за тем, где его солдаты роют окопы, они остались бы живы. Он терзался чувством вины, которое не осознавал, пока оно не открылось в беседах с психиатром. Разумеется, он мучил себя несправедливо, ведь предугадать, куда попадет смертоносный снаряд, было не во власти Саймона.
