Я могу выйти из виртуальности и проверить те два десятка контрольных фотографий, что хранятся на компьютере. Посетители бара за последние два месяца, всегда полезно запомнить новые лица.
Но зачем, я и так помню, что никогда не встречал этого лица…
– Я носила другие лица. – Девушка словно угадывает мои мысли. – А вы всегда ходите в одном.
– Это дорогое удовольствие – менять образ, – начинаю самоуничижаться. – Лепить себя из Шварценеггера и Сталлоне – глупо. А нанимать специалиста мне не по карману.
– Глубина сама по себе – дорогая штука.
Девушка называет виртуальность глубиной, и мне это нравится.
В отличие от ее остального поведения.
Пожимаю плечами. Странный разговор.
– Простите, вы ведь – русский? – спрашивает девушка.
Киваю. В виртуальности очень много русских – нигде в мире контроль за машинным временем не поставлен так плохо, как у нас.
– Простите… – Девушка покусывает губки, она явно волнуется. – Я, наверное, крайне бестактна, но… как вас зовут?
Я понимаю.
– Не Дмитрий Дибенко. Вас ведь именно это интересует?
Девушка испытующе смотрит мне в лицо, потом кивает.
Залпом допивает вино.
– Я не лгу, – мягко говорю я. – Честное слово.
– Верю. – Девушка кивает бармену, потом протягивает мне руку: – Надя.
Пожимаю ладонь, представляюсь:
– Леонид.
Вот и познакомились, теперь можно на «ты». Глубина демократична. Излишне вежливый тон здесь – оскорбление.
Девушка откидывает волосы назад, жест естественный и красивый. Протягивает бармену бокал, тот шустро наполняет его вновь. Окидывает взглядом зал.
– Как ты думаешь, а он действительно посещает виртуальность?
– Не знаю. Наверное. Ты журналист, Надя?
– Да. – Она секунду колеблется, потом достает из сумочки визитку, протягивает мне: – Вот…
Визитка полная – не только интернетовский адрес, но и голосовой телефон, имя и фамилия. Надежда Мещерская. Журнал «Деньги». Репортер.
«Виндоус-Хоум» молчит – значит визитка чистая, это и впрямь только адрес, без всяких сюрпризов. Прячу визитку в карман, киваю:
– Спасибо.
Ответной любезности, увы, не будет. Но Надя на нее и не рассчитывает.
– Странная вещь эта глубина, – бросает она, отпивая вино. – Вот я сейчас в Москве, ты – где-нибудь в Самаре, тот мальчик – в Пензе…
«Мальчик», похожий на смазливого мексиканца из телесериала, замечает ее взгляд и гордо выпячивает подбородок. Да, в наблюдательности Наде не откажешь, он и впрямь русский…
– Вон толпа америкосов, – без малейшей почтительности продолжает Надя, – вон тот чудик – явный японец… видите, какие глаза себе нарисовал? У каждой нации свои комплексы… И вот мы валяем дурака в несуществующем ресторане, за бокалом воображаемого спиртного, сотни компьютеров жгут энергию, процессоры греются от натуги, телефонные линии перегоняют мегабайты бессмысленной информации…
– Информация не бывает бессмысленной.
– Да, пожалуй. – Надя бросает на меня быстрый взгляд. – Скажем так: неактуальной информации. И все это – новая эра мировой технологии?
– А чего ты ожидала? Обмена файлами и разговоров о частоте процессоров? Мы ведь люди.
Надя морщится:
– Мы люди новой эпохи. Виртуальность может изменить мир, а мы предпочитаем гримировать ее под старые догмы.
Нанотехнология, используемая для имитации выпивки, – это хуже, чем микроскоп для забивания гвоздей…
– Ты – «тюринка», – догадываюсь я.
– Да! – с легким вызовом отвечает Надя.
Тюринцы – последователи одного писателя-фантаста из Питера. Они не то выступают за сращивание человека с компьютером, не то ожидают от виртуальности каких-то немыслимых благ.
– Так что же ты делаешь в этом бессмысленном заведении? – спрашиваю я.
– Ищу Дибенко. Мне очень хочется спросить его… так ли он все представлял? Правильно ли происходящее, с его точки зрения?
– Понятно. Но неужели тебе не нравится это место?
Надя пожимает плечами.
Я протягиваю руку, касаюсь ее лица.
– Тепло руки, терпкость вина, прохлада вечернего бриза и аромат цветов, плеск теплых волн, луна в небе и колкий песок под ногами, – неужели тебе не нравится все это?
– Для этого существует реальность. – Она смотрит мне в глаза.
– А часто ли все это совпадает в реальности? Здесь достаточно открыть дверь, – я киваю на неприметную дверку в «японской» части ресторана, – и все окажется на месте. А тебе никогда не хотелось холодным осенним утром стоять на опушке леса над обрывистым берегом реки, пить горячий глинтвейн из пузатого бокала… и вокруг никого…
– Хозяин этого ресторана – романтик, – говорит Надя.
– Конечно.
– Леонид, все, что ты назвал, – правильно. Но этим удовольствиям – место в реальности.
– Реальность не столь доступна.
– Как и глубина, Леня. Я не знаю, откуда ты берешь деньги для постоянных визитов сюда, да и не мое это дело. Но миллиарды людей никогда не были в глубине.
– Миллионы людей никогда не видели телевизора.
– Виртуальность не должна быть эрзацем реальности, – убежденно говорит Надя.
– Да, конечно. Превратим нищих и убогих в накопители информации, станем импульсами в электронной сети…
– Леонид, ты знаком с учением тюринцев лишь понаслышке, – убежденно говорит Надя. – Посети как-нибудь нашу церковь.
Пожимаю плечами. Может быть, и побываю. Но в глубине много интересных мест. На все не хватит жизни.
– Я пойду. – Надя встает. Бросает на стойку бара монетку. – У меня еще полчаса сегодня… надо посетить пару мест.
– В поисках Дибенко? – киваю я. – А может быть – теплый песок, гавайский пляж и красное чилийское?
Надя улыбается:
– Леня, это уже не будет работой. Вечерний пляж и вино… захочется продолжения. А виртуальный секс забавен, но только если ты дома, в запертой комнате. Я вошла с работы. Шесть компьютеров в комнате, все заняты. Представляешь, какое зрелище я буду представлять для коллег?
Она предельно откровенна и умна. Хорошая девочка. Дай бог, чтобы и в реальности Надя была такой же смышленой и открытой.
– Тогда – удачи, – киваю я.
– Спасибо, таинственный незнакомец. – Надя наклоняется и чмокает меня в щеку.
– Леня, маркер! – шепчут булавки на моих плечах.
