– Я не горничная, господин следователь, – заявил Белов и вернулся в свою комнату.
В шесть утра офицеры собрались у машин. Давыдов понял, что вел себя не совсем прилично, извинился. Колонна продолжила путь.
Робин поднял Градоверова и Сосунову в пять часов. Политик не хотел вставать.
– Что тебе надо? Посмотри на часы? – пробубнил он.
Мари тоже возмутилась:
– Какого черта, Робин?
– Такого, мать вашу, любовнички, что в десять мы должны быть на том месте, откуда начнется ваша переброска за границу.
Сон с Градоверова и Марины как рукой сняло.
– Что? – одновременно воскликнули они.
– Что слышали. Вчера, когда вы кувыркались в постели, позвонил американец из посольства и сказал… – Робин обладал отменной памятью и передал слово в слово монолог майора Джонса. – Так что, леди и джентльмены, кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.
– Но это так внезапно! – сказал Градоверов и посмотрел на Марину.
Та привстала на кровати, сбросила с себя простыню и как-то хищно оскалилась, совершенно не стесняясь наготы.
– Это просто замечательно, дорогой. Сегодня мы уже будем за границей. Черт возьми, я так долго мечтала о новой обеспеченной жизни. И вот до нее рукой подать.
Робин усмехнулся и сказал:
– Погоди радоваться. Надо серьезно подготовиться к выезду на Новый Арбат.
Градоверов внезапно заявил:
– Но почему я должен стричься наголо? Можно ведь просто перекрасить волосы.
– Можно и шрам натуральный сделать, и волосы покрасить в голубой цвет. Что сказал американец, то и будет. А волосы не хрен, отрастут. Причем без всяких таблеток.
– Но тогда мы должны пойти в парикмахерскую, – заявил Градоверов.
– А Мари зачем? Она и подстрижет и загримирует. Я схожу, куплю очки и трость. А вы, господин Градоверов, после того как Мари обкромсает вас и нарисует шрам, отрепетируйте хромоту, только правдиво, не путая ног. Мари! – позвал он девицу, которая нырнула в ванную принимать душ.
– Чего тебе? – крикнула та из-за двери.
– Что тебе понадобится, чтобы загримировать будущего муженька?
– Ничего, у меня все есть. Я ему даже усики соображу из подстриженных волос.
– Отлично. Готовься в темпе!
– Я поняла.
Робин пошел по ближайшим магазинам, вернулся через час и сказал:
– Вот не знал, что в Москве так сложно обычную палку купить.
– Ты не достал трость?
– А это что? Не поверишь, у бомжа какого-то выменял на бутылку водки. Вот очки.
В прихожую вошел Градоверов. Робин не смог удержаться от смеха.
– Вы, Аркадий Максимович, сейчас вылитый предводитель дворянства из известного фильма. Встретил бы на улице, не узнал бы ни за что. Больше никакого грима и не надо.
– Веселишься? Скоро я посмеюсь надо всеми над вами, когда буду по телевизору смотреть на бардак, творящийся в этой дерьмовой стране, в которой ты возишься вместе со своим Артуром.
Марина прильнула к Градоверову и поправила его:
– Ты хотел сказать «мы», дорогой. Мы будем смотреть по телевизору на бардак, творящийся в России.
– Мы. Да, конечно. – Градоверов криво усмехнулся и подумал:
«Нужна ты мне, шлюха ненасытная! Да в твоих глазах видно, что ты не преминешь при первой возможности удавить или отравить меня, чтобы заполучить состояние и потратить его на молодых жеребцов».
– Конечно же, мы.
– А все же я сделала усики. Покажи, дорогой.
– Не надо.
– Надо, – сказал Робин. – Посмотрим.
Марина приставила под нос Градоверову аккуратные усики.
– Отлично, – сказал Робин. – А теперь очки.
– Вот! Совершенно неузнаваем, – заявила Марина и вдруг забеспокоилась: – Но ведь так нас и американцы не угадают.
– Не волнуйся, узнают по трости, – заметил Робин. – Одевайтесь.
– Мне надо сумку собрать, – сказала девица.
– А разве я не говорил, что у вас не должно быть ничего при себе?
– Но у меня хорошие вещи.
– Да брось ты, Мари, – воскликнул Градоверов. – Здесь не продают хороших вещей. Вскоре ты увидишь, что выставлено в магазинах Вашингтона.
– Но драгоценности я не оставлю.
– Все, что уложишь в дамскую сумочку, твое, – разрешил Робин, хотя об этом аксессуаре американец речи не вел.
Вполне возможно, что под всеми вещами он подразумевал и сумочку. Но это не багаж, ничего, прокатит.
– В общем, собирайтесь. Выезд в восемь тридцать.
Готовился к отъезду и Штерлих. С шести утра он находился в офисе, вызвал туда помощника и секретаршу. Тарасов и Линз были предупреждены об отъезде босса. Он сказал, что отправляется в командировку. Руководитель неправительственной организации собирался не спеша, с толком. Он просмотрел содержимое сейфа, положил на стол кипу бумаг, вызвал секретаршу и заявил:
– Это, Лена, можно уничтожить.
– Пропустить через режущую машину?
– Да хоть так выбрось.
– Понятно. Что еще?
– Чашку кофе. И подбери мне галстук поскромнее. Этот слишком уж вызывающий.
– Хорошо.
Елена Линз принесла кофе, галстук, сама повязала его.
– Совсем другое дело, – заметил босс.
– Обычно ты брал меня с собой, – проговорила секретарша.
– Обычно да, но не сегодня. Да и ненадолго я.
– Но у тебя же подписка о невыезде!
– К черту все эти подписки. Я им не простой работяга, а видный общественный деятель. И потом, что мне сделают мальчонки из ФСБ? Арестуют? Вот и славно. Это станет неплохим пиаром. Поэтому на такое они не пойдут. Вот увидишь, даже следя за мной, чекисты и пальцем не шевельнут, чтобы остановить меня в аэропорту. Максимум, что в их силах, это штраф, когда вернусь. И то если суд пойдет им навстречу. Но достаточно лишних слов. Где у нас Анатолий?
– Машину на мойку погнал, заодно и заправит.
– Хорошо. Вы тут без меня не скучайте. Даже можете отпуск взять на недельку.
– Я хочу поехать с тобой.
– Нет! – повысил голос Штерлих. – Пожалуйста, не возвращайся больше к этой теме.
Появился Тарасов и сообщил:
– Я готов, Владимир Карлович. Куда поедем? Сразу в аэропорт?
Штерлих подозвал его поближе, взял листок бумаги и написал:
«Новый Арбат, напротив ближнего торца Дома книги от Кремля».
