– В прежние дни фабрика «Текстиль Холлидей» выпускала качественный продукт, – продолжил дядя Тинсли. – Теперь они делают полотенца такие тонкие, что сквозь них можно читать газету.
– Звучит так уныло, – сказала Лиз.
Дядя Тинсли пожал плечами:
– Что есть, то есть.
– А вы не думали уехать из Байлера? – спросила я. – Как мама?
– Уехать из Байлера? Почему я должен покинуть Байлер? Я – Холлидей. Я принадлежу этому месту.
Глава 7
В «Мэйнфилде» мы спали с открытыми окнами и по ночам слышали кваканье лягушек. Я отключалась, стоило только моей голове коснуться подушки, но каждый день меня рано будили шумные птицы. Однажды, в конце июня, после того как мы пробыли в «Мэйнфилде» почти две недели, я проснулась утром, потянулась к Лиз и тут же вспомнила, что она в другой комнате. Как мне нравилось ночевать вместе с Лиз! Я всегда думала, что приятно было бы иметь собственную комнату. А сейчас ощутила одиночество.
Я пошла в комнату сестры, посмотреть, не проснулась ли она. Лиз, сидя на кровати, читала книгу «Незнакомец в незнакомой стране», на которую она случайно наткнулась, когда мы убирали дом. Я легла рядом с ней.
– Хочу, чтобы мама скорее позвонила, – сказала я. Каждый день я ожидала, что услышу маму. Постоянно проверяла телефон, чтобы быть уверенной, что он включен, потому что дядя Тинсли не любил отвечать на звонки и иногда его отключал. – Дядя Тинсли, наверное, подумает, что мы – парочка лентяев.
– А я считаю, ему нравится, что мы живем с ним, – произнесла Лиз. Она подняла книжку. – Мы как дружелюбные чужестранцы, прибывшие с другой планеты.
По правде говоря, за все время, что мы находились здесь, у дядя Тинсли был только один гость. В доме был большой старомодный радиоприемник, но казалось, что дядю Тинсли не интересовало, что происходит в мире. Он никогда не включал радио. Его привлекали только генеалогия и геология. Он много времени проводил в своей библиотеке, писал письма в окружное историческое общество, запрашивая информацию о миддлибургских Холлидеях, и занимался своими архивами – коробками с рассыпающимися письмами, выцветшими журналами и пожелтевшими газетами, которые, так или иначе, касались семьи Холлидеев. Не было ничего, чего он не знал бы о земле, о пластах, создающих скалы и почвы, о подземных водах. Дядя Тинсли изучал геологические карты, проводил опыты в маленьких стеклянных баночках с почвой на подносах с камнями и читал научные доклады, чтобы цитировать их в статьях, которые писал и порой публиковал.
Лиз нравилось лежать в кровати и читать после того, как она проснулась, а мне всегда хотелось встать и чем-нибудь заняться. Я спустилась вниз завтракать. Дядя Тинсли находился в зале, с чашкой кофе в руках, смотрел наружу через французские окна.
– Я и не заметил, как высоко выросла трава, – произнес он. – Похоже, пришло время косить.
После завтрака я отправилась с дядей Тинсли в сарай с инструментами. В нем стоял красный старинный трактор, с надписью «Фармал», к его изношенной трубе выхлопа была приделана пустая банка из-под краски, чтобы в трубу, объяснил дядя Тинсли, не забрались домашние животные. Когда он включил двигатель, трактор закашлял, и из-под банки вырвался большой столб черного дыма. Дядя Тинсли дал задний ход к косилке, большой зеленой штуковине, и я помогла ему прикрепить косилку к задней части трактора, измазав руки смазкой, которая забралась и под ногти.
Пока дядя Тинсли косил, я взяла лопату и стала сгребать листья в бассейне. Между старыми цветочными клумбами я обнаружила заросшие сорняками дорожки и начала выдирать эти сорняки. Это была трудная работа – мокрые листья были тяжелые, а от сорняков начали чесаться руки. Но к концу утра я вычистила бассейн и большинство дорожек вокруг него. Однако клумбам было еще далеко до того, чтобы заслужить какой-нибудь приз. Дядя Тинсли поманил меня.
– Давай посмотрим, не найдется ли у нас персиков к ланчу, – сказал он.
Он поставил меня на маленькую боковую ступеньку трактора и сказал, что на самом деле я вряд ли думала, что сделаю это, но так наверняка поступает каждый ребенок с фермы. И я стояла на ступеньке, крепко ухватившись за что-то, чтобы уберечь свою драгоценную жизнь, и мы ехали мимо сарая вверх по холму в сад, при этом старый «Фармал» так сильно трясся, что у меня стучали зубы, а глаза чуть не выскочили из орбит.
Яблоки и груши были еще совсем зеленые, сказал дядя Тинсли, они должны поспеть в августе и сентябре. Но у него было несколько ранних персиков, которые уже можно есть. Это старые сорта, выведенные сотни лет назад для климата, свойственного именно этой области, они по вкусу не имели ничего общего с теми мучнистыми персиками, которые продаются теперь в супермаркетах.
Фрукты лежали на земле под деревьями, а над ними вились жуки, осы и бабочки. Дядя Тинсли сорвал персик и протянул мне. Персик был маленький, красный, покрытый пушком и нагретый солнцем. Персик был такой сочный, что когда я его откусила, то почувствовала, будто он взорвался у меня во рту. Я с жадностью ела этот персик, и от его сока у меня стали липкими щеки и пальцы.
– Черт возьми! – воскликнула я.
– Вот это персик так персик, – сказал дядя Тинсли. – Персик Холлидей.
Мы принесли домой бумажный пакет, полный персиков. Они были такими вкусными, что мы с Лиз ели их весь день, и на следующее утро я опять отправилась в сад, чтобы набрать еще плодов.
Персиковые деревья находились за яблонями, и подходя, я увидела, что ветки одного персикового дерева качаются. Я сообразила, что за деревом кто-то стоит, какой-то парень, и он быстро-быстро накладывает персики в мешок.
– Эй! – крикнула я. – Ты что делаешь?
Парень, почти моего возраста, посмотрел на меня. У него были длинные русые волосы, падавшие ему на лицо, глаза – темные, как кофе. Он был без рубашки, и его загорелая спина была исполосована подтеками пота и сажи, как у прибежавшего откуда-то дикаря. Парень держал в руке персик, и я увидела, что у него нет фаланги.
– Ты что делаешь? – воскликнула я. – Это наши персики!
Парень неожиданно повернулся и побежал, не выпуская из одной руки мешок. Двигался он как спринтер.
– Стой! – крикнула я. – Вор!
Я пробежала за ним несколько шагов, но быстро поняла, что не смогу его догнать. Я так разозлилась на этого грязного парнишку за то, что он воровал наши вкуснейшие персики, что подняла персик и бросила его ему вслед.
– Вор! Вор!
Я пошла домой. Дядя Тинсли находился в библиотеке. Работал со своими геологическими бумагами. Я была уверена, что он разделит мое возмущение по поводу наглого негодяя, воровавшего наши персики. Но он лишь засмеялся и стал задавать мне вопросы. Как выглядел этот парень? Какого он роста? Не заметила ли я, что у нет фаланги?
– Конечно, заметила, – ответила я. – Наверное, ему отрубили ее за воровство.
