Два адвоката встали и стали читать фамилии из своих блокнотов. Люди, которых они называли, взбирались на места для присяжных. В их числе была и Тэмми Элберт. В течение десяти минут места для присяжных заполнились. В этот момент судья попросил свидетелей удалиться. Мы все последовали в дверь за помощником шерифа, а мама, в своем красном бархатном жакете, осталась сидеть на скамейке рядом с Джо и тетей Эл.
Уэйн прикурил и направился в вестибюль, пока помощник шерифа вел остальных в небольшую комнату. Рядом с тарелкой с глазированными булочками, которые не вызывали аппетита, стояла фильтровальная машина для кофе. Через полчаса помощник шерифа сделал знак дяде Тинсли следовать за ним. Почти через двадцать минут помощник шерифа вернулся и позвал меня. Закрывая за собой дверь, я подняла вверх большой палец – все будет хорошо!
Глава 46
Меня привели к присяге, и я села на стул для свидетеля. Мэддокс откинулся назад, скрестив руки, будто призывал меня отступить. Дядя Тинсли занял место на галерее рядом с мамой и ободряюще кивнул мне. Присяжные изучали меня, будто я была какой-то диковинкой. У меня пересохло в горле. Дикки Брайсон встал, попросил меня назвать свое имя, и я что-то пискнула, посмотрев на присяжных. Мужчина в клетчатом пиджаке ухмыльнулся.
– Ваша очередь отвечать, – произнес Дикки Брайсон.
В ответ на его вопросы я стала объяснять, как мы с Лиз начали трудиться у Мэддоксов, как я в основном работала на миссис Мэддокс, а Лиз была скорее личным помощником мистера Мэддокса, как он завел чековые книжки с накопительным счетом. Потом Дикки Брайсон спросил, что произошло в ту ночь, когда моя сестра вернулась с Уэйном, и я рассказала присяжным все, что вспомнила. Чем больше я говорила, тем спокойнее себя чувствовала. Когда Дикки Брайсон сказал: «Вопросов больше нет», я решила, что прекрасно со всем справилась.
Лиланд Хэйс встал и застегнул пиджак. У него были короткие седоватые волосы и длинный обгоревший на солнце нос. Когда он улыбался, гусиные лапки образовывались в уголках его глаз.
– Доброе утро, молодая леди, – начал он. – Как поживаете?
– Прекрасно. Спасибо.
– Хорошо. Рад слышать. – И он с блокнотом в руках подошел к месту свидетеля. – Я понимаю, как нелегко находиться здесь и давать показания, и я восхищаюсь тем, что вы это делаете.
– Спасибо, – повторила я.
– Вы работали у Джерри Мэддокса?
– Да, сэр. – Дикки Брайсон говорил мне, что отвечать надо кратко.
– С его стороны было весьма великодушно дать вам работу, не правда ли?
– Вероятно. Но мы зарабатывали деньги. Это не являлось благотворительностью.
– Кто-нибудь еще предлагал вам работу?
– Нет. Но мы очень старались.
– Просто отвечайте – «да» или «нет». Итак, почему вы пошли работать к мистеру Мэддоксу?
– Нам были нужны деньги.
– Зачем девочкам нужны деньги? Разве ваши родители не обеспечивали вас?
– Многие дети работают, – сказала я.
– Отвечайте на вопрос, пожалуйста.
– У меня только один родитель. Моя мама. Папа умер.
– Мои сочувствия. Наверное, трудно расти без отца. Как он умер?
Дикки Брайсон встал:
– Протестую! Не имеет отношения к делу.
– Поддержано, – сказал судья.
Я посмотрела на присяжных. Тэмми Элберт усмехнулась. Она знала, как погиб мой отец. Они все знали. Они также знали, что он не женился на моей маме.
– Сейчас вы живете со своим дядей?
– Да, сэр.
– Почему? Ваша мама о вас не заботится?
– Протестую! – повторил Дикки Брайсон. – Не имеет отношения к делу.
– Ваша честь, я полагаю, что имеет, – произнес Лиланд Хэйс. – Это касается мотивов и характера.
– Согласен, – кивнул судья.
– Так почему вы не живете со своей матерью?
Я посмотрела на маму. Она сидела очень прямо, сжав губы.
– Все очень сложно, – ответила я.
– Вы поразили меня тем, что очень смышленая молодая леди. Уверен, вы сумеете объяснить присяжным, что это за сложности.
– У мамы были дела, и мы решили навестить дядю Тинсли.
– Дела? Какие?
– Личные.
– Можете сказать более определенно?
Я покосилась на маму. Она выглядела так, будто вот-вот взорвется. Я обернулась к судье.
– Я должна на это отвечать? – спросила я.
– Да.
– Но это дело личное.
– В суде часто обсуждаются личные проблемы.
– Ну, – я глубоко вздохнула, – у мамы возникли некие переживания, и ей нужно было побыть одной. Мы решили поехать к дяде Тинсли.
– Значит вы, две девочки, сами отправились в Виргинию? Ваша мама знала об этом?
– Нет.
– Храбрые девочки. А раньше ваша мама делала то же самое? Оставляла вас одних?
– Ненадолго. И она всегда была уверена, что у нас много пирогов с курицей.
– Хорошо, достаточно, – Лиланд Хэйс посмотрел на присяжных. Тэмми Элберт прямо вся вывернулась, чтобы взглянуть на маму, чье лицо стало красным, как ее жакет.
– Значит, ваша мама исполнитель?
– Певица и автор песен.
– И представление – это форма некой игры, правильно?
– Думаю, да.
– Вашу маму часто приглашают принять участие в игре, так?
– Что вы хотите сказать?
– Могла ли она, например, выдумать бойфренда, которого не существовало в действительности?
– Протестую! – крикнул Дикки Брайсон. – Не относится к делу.
Мама смотрела на присяжных и яростно трясла головой.
– Я отзываю этот вопрос. – Лиланд Хэйс откашлялся. – Когда у вашей мамы случались эти переживания, она оставляла вас в одиночестве. Это означает, что вы были должны как-то устраиваться. Даже лгать, если чувствовали, что это необходимо.
– Протестую.
– Поддержано.
– Я перефразирую. Нужно ли было вам лгать?
– Нет, – четко и громко произнесла я.
– Вы лгали или нет своему дяде Тинсли о том, что работаете у мистера Мэддокса?
– Мы просто не говорили об этом.
– То есть вы не лгали человеку, который позволил вам жить в своем доме, кормил вас и заботился о вас. Вы просто вводили его в заблуждение!
– Вероятно.
– Вы любите своего дядю Тинсли?
– Разумеется.
– Он опекал вас, потому что ваша мама о вас не заботилась. Так что вы хотите, чтобы он был всем доволен, и хотите угождать ему. Когда не вводите его в заблуждение. Это правильно?
