Я прижал Еву к себе. Она рванулась в сторону, потом медленно отняла руки от груди и обняла меня.
10
Я проснулся от жары и духоты. Серый рассвет проник в спальню через два окна, расположенные на противоположной стороне от кровати, и окутал маленькую комнату мягким, таинственным светом. Какое-то мгновение я не мог припомнить, где я, потом увидел стеклянные фигурки животных на комоде и, повернув голову, посмотрел на лежащую рядом Еву. Она спала, согнув ноги в коленях и закинув руки за голову. Лицо спящей казалось совсем юным. Приподнявшись на локте, я разглядывал ее, удивляясь тому, что, погруженная в сон, Ева казалась такой молодой и похожей на ребенка. Разгладились морщинки на ее лице, смягчилась резкая, упрямая линия подбородка. Сонная, Ева казалась еще более хрупкой. Но я знал, что стоит ей только открыть глаза, как обманчивое впечатление пройдет. Ключом к характеру этой женщины было выражение ее глаз, выдающих беспокойную, мятежную душу и тайные пороки. Даже во сне эта душа не знала покоя и отдыха, терзая плоть женщины, что угадывалось по вздрагиванию тела, движению губ, по слетающим с них стонам, по беспокойным пальцам рук, которые то сжимались, то разжимались. Это был сон человека, истерзанные нервы которого были натянуты до предела. Закинутую над головой Евину руку я осторожно опустил вниз. Ева не проснулась, тяжело вздохнув, потянулась ко мне, охватила меня руками и крепко прижала к себе.
– Милый, – пробормотала она, – не уходи от меня!
Произнесены были слова в сонном забытьи и обращены были не ко мне. Я знал это. Возможно, Ева думала, что рядом лежит ее муж или любовник, а мне так хотелось, чтобы она сказала это мне. Ева лежала в моих объятиях, голова ее покоилась на моем плече, но даже спящая эта женщина мне всецело не принадлежала. Внезапно тело ее резко дернулось. Она проснулась. Вырвавшись из моих рук, Ева упала на свою подушку.
– Привет! – сказала она. – Сколько времени?
Я посмотрел на свои часы. Было пять тридцать пять утра.
– Господи! – воскликнула она. – Почему тебе не спится?
Я снова почувствовал, как жарко и душно в кровати.
– Сколько здесь одеял? – спросил я и сосчитал. Их было пять, да еще сверху лежало одно ватное стеганое. Вероятно, я вчера вечером был настолько пьян, что не заметил этого. – Зачем тут столько одеял?
Ева ответила, подавляя зевоту:
– Так нужно. Иначе я мерзну.
– Сейчас проверю, – сказал я и начал одно за другим стаскивать одеяла.
Ева не на шутку встревожилась и умоляюще попросила:
– Не надо, Клив… перестань!
– Не волнуйся, – успокоил я, – сейчас ты получишь их обратно.
Я оставил два одеяла, а остальные сложил тут же на кровати.
– Ну как?
Ева свернулась в комочек и вздохнула.
– У меня ужасно болит голова. Я напилась вчера?
– Было отчего напиться.
– Да. – Она блаженно потянулась. – Я так устала. Спи, Клив!
У меня пересохло горло. Как здорово дома звонить Расселу и просить его принести чашечку кофе! По-видимому, здесь на подобный комфорт рассчитывать нечего. Ева посмотрела на меня. Словно угадав мои мысли, спросила:
– Хочешь кофе?
– Великолепная мысль! – вырвалось у меня от радости, что удастся утолить жажду.
– Поставь кастрюльку на огонь. Марта все приготовила, – сказав это, Ева плотнее закуталась в одеяло, не скрывая желания вновь завалиться спать.
Я не мог вспомнить, когда в последний раз сам себе варил кофе: настолько давно это было. Но мне ужасно хотелось выпить чашечку любимого напитка, поэтому я встал и поплелся в другую комнату, единственной мебелью которой служило только кресло. Рядом с комнатой была маленькая кухня. Я поставил кастрюльку на огонь и закурил сигарету.
– А где ванная? – крикнул я.
– Наверху, направо.
Я поднялся по лестнице, увидел три двери и осторожно заглянул в каждую. Одна комната была ванной, две другие пустовали. На полу лежал толстый слой пыли. По-видимому, в эти два помещения никто никогда не заглядывал. Войдя в ванную, я сполоснул лицо и причесал волосы, снова спустился вниз. К этому времени вода в кастрюльке закипела. Я заварил кофе. На столе в гостиной стоял поднос с чашками, сахарницей и кувшинчиком со сливками. Я налил кофе и понес в спальню. Ева сидела на кровати с сигаретой в зубах и встретила меня сонным взглядом.
– У меня, наверное, ужасный вид, – сказала она.
– Немного взъерошенный, но, как ни странно, это идет тебе!
– Зачем ты лжешь, Клив?
– Скоро ты преодолеешь этот комплекс. Ведь ты знаешь, что нравишься мужчинам. А для меня ты хороша в любом виде. Я буду постоянно тобой восхищаться, и ты избавишься от ощущения неполноценности по поводу своей внешности, – сказал я, подавая кофе. – Если кофе придется тебе по вкусу, я буду рад.
Ева села на кровати, взяла протянутую мной чашку и предупредила меня:
– Я выпью кофе и снова лягу спать, ты поэтому не мешай мне своей болтовней.
– Хорошо, – ответил я.
Кофе оказался неплохим, и после него даже сигарета приобрела какой-то вкус. Ева пила кофе, уставившись в окно.
– Надеюсь, ты не влюбился в меня? – неожиданно спросила она.
Я едва не выронил чашку из рук.
– С чего это ты взяла? – ответил я вопросом на вопрос.
Женщина посмотрела на меня, облизала языком губы и отвернулась.
– Если ты влюбился, то я хочу предупредить тебя, что напрасно теряешь время.
Ее голос был жестким, холодным и решительным.
– Почему ты против того, чтобы я влюбился в тебя? – спросил я. – Ты же – пережиток прошлого, и единственная твоя забота – это подцепить кого-то. Допивай свой кофе и ложись спать.
Глаза Евы потемнели от гнева, так пришлись ей не по нутру мои слова.
– Запомни, Клив, я предупредила тебя: в моей жизни есть только один мужчина. И это – Джек.
– Так и должно быть, – равнодушно ответил я и допил свой кофе. – По-видимому, он очень дорог тебе, не так ли?
Она нетерпеливо поставила свою чашку на ночной столик.
– Он для меня – все, – ответила Ева, – поэтому не воображай, что ты когда-нибудь можешь что-то значить для меня.
Я с трудом сдерживал готовое прорваться раздражение, но, видя, что она совершенно непохожа на себя вчерашнюю и злится, я решил все обратить в шутку, так как знал, что иначе мы поссоримся.
– Хорошо, – сказал я и, сбросив халат, скользнул под одеяло. – Я запомню, что главное в твоей жизни – это Джек.
– Да, запомни это крепко-накрепко, – огрызнулась Ева и, повернувшись ко мне спиной, отодвинулась от меня и свернулась клубочком.
