ХЕЛЬМУТ БЕРГЕР
Для меня это интервью было далеко не самым простым. Во-первых, я испытывал большую симпатию к собеседнику, поскольку дружил с ним. А во-вторых, журналистский отзыв о нем мог быть лишь таким: Хельмут Бергер, звезда европейского кинематографа и, наверно, самый красивый человек на свете, у ног которого лежали Голливуд и «Чинечитта», спустился со звездного Олимпа в мир простых смертных. У него кончились Деньги, он съехал со своей квартиры в Риме и теперь снова живет у матери в Зальцбурге. Так как социальное нисхождение считается в наши дни чем-то постыдным, нахальная венская пресса уже не раз заявляла, будто Бергер появляется на вечеринках вконец опустившимся и пьяным.
Мы договорились встретиться в «Австрийском дворе», который теперь называется «Захер Зальцбург». В помещение вошел человек, с виду смахивавший на клошара, но полный такого внутреннего достоинства, что люди в вестибюле отеля расступались перед ним и с почтительного расстояния наблюдали за актерской игрой, которая, в их представлении, всегда сопутствует Хельмуту Бергеру. Когда взъерошенный Бергер, забросив за плечи концы своего кашне, вошел в вестибюль через стеклянную дверь-вертушку, лицо администратора исказилось от ужаса. И в то же время на нем можно было прочесть: «Этот человек — величайший сын нашего города после Моцарта, его трогать нельзя. Если он испугает каких-то японских туристов, если пройдет мимо них с дьявольскими гримасами и покажет язык, то ничего страшного».
Австрийский эрцгерцог Карл, одетый в национальный костюм, стоял в вестибюле и с кем-то беседовал, но даже он бровью не повел, когда Бергер прошел мимо, непристойно жестикулируя.
Потом состоялся обед, для которого дирекция отеля предусмотрительно отвела отдельную комнату в зимнем саду. Поскольку Бергер в молодые годы сам работал официантом, то хорошо знал, чего стоит ожидать в подобных заведениях.
— Господин Бергер, разрешите предложить вам омара? — вопрошает подоспевшая обслуга.
— Разделанного?
— Конечно, вместе с тальятелле в масле и белым трюфелем.
Вы с ума сошли? Никакой лапши, никакого масла! Что за наглость?! Можете подать к омару уксусный соус — и все. У вас есть уксусный соус? Или лимонная долька?
Пересказать в деталях нашу беседу не представляется возможным, потому что многое не получало словесного выражения, одной из причин чего было безрассудное решение заказать вина. Бергер до сих пор владеет всем репертуаром магических жестов и виртуозно использует его, если ему осточертеет та или иная тема разговора, что случается довольно часто. Он смотрит собеседнику в глаза, а указательным пальцем подражает движению автомобильных дворников. Если это не помогает и к нему еще раз обращаются с тем же вопросом, он пикирует в свою тарелку и поднимается уже с кусками зажаренного омара на своем кашне.
В памяти потомков мне хотелось бы сохранить лишь некоторые фрагменты того напряженного и тем не менее великолепного обеда. Хельмут Бергер, символ промискуитета и бисексуальности, который несколькими годами ранее написал в своей автобиографии, что сексом лучше заниматься, «когда хочется и уж конечно без всяких улещиваний до и после», накануне своего шестидесятилетия сказал, устало поливая омара уксусным соусом:
— Знаешь, секс не по любви — это... Нет!.. C'est rrrrien! Ни за что в жизни!
Не так давно он признался в интервью, что с детства страдал от католической морали и при любой мысли о сексе у него возникало чувство вины. Во время нашей беседы он заявил:
— То чувство вины, которое я с трудом подавлял... было внушением свыше. 1 decided not to listen*.
Быть эксцентричнее других становилось все труднее и труднее. Когда римское общество в семидесятые годы пристрастилось к кокаину и люди часто отлучались нюхнуть в туалет, Бергеру не оставалось ничего, кроме как в открытую поглощать горы наркотика, насмехаясь над мещанскими замашками остальных. Он заказал себе у «Булгари» небольшую золотую соломинку и носил ее на цепочке. К тому же у него под рукой всегда было золоченое лезвие для размельчения кристаллов.
Его лучшие роли — действительно великие роли — относятся к далекому прошлому. Молодой наследник Мартин фон Эссенбек в «Гибели богов» Лукино Висконти (1968), чахоточный барчонок в «Саду Финци-Конти-ни» Витторио де Сики и, наконец, «Людвиг». В свои тридцать Хельмут Бергер был самым популярным молодым актером. А потом он, по шекспировскому принципу, увидел в жизни сцену и начал играть сам себя. Когда в 1976 году умер Висконти, его главный благодетель, Хельмут Бергер выбрал себе роль, затмившую все остальные: роль безутешного вдовца, не теряющего самообладания даже в трудную минуту. На Бале роз у Гримальди в Монте-Карло его однажды развезло настолько, что он потерял контроль над желудком и так изгадил свой белый костюм, что вынужден был не шелохнувшись просидеть до горького окончания праздника в шесть часов утра.
Бергер стал воплощением эксцентричности. Свой пятидесятилетний юбилей он отметил в доме графини д'Эстенвиль. И возможно, тот вечер оказался запоздалым финалом, последним всплеском беззаботного декадентства семидесятых, пиком освобождения от обыденности и одновременно мощным заключительным аккордом падения. Многие из тех, кто были на празднике в римском дворце, либо недавно умерли, либо исчезли из поля зрения. Тот вечер стал рекордным по количеству поглощенного кокаина, икры и шампанского.
К пережившим этот праздник относятся Джек Ни-колсон, Роман Полански и по-своему Хельмут Бергер. Бергеру не предлагали приличной роли уже много лет. Но, несмотря на это, в восьмидесятых он
* Я решил не слушать (англ.).
жил, словно странствующий римский принц, — всегда с личным секретарем, швырял деньги направо и налево. Останавливался только в лучших отелях, хотя некоторые из них отказывали ему в ночлеге. Так, в мюнхенском отеле «Времена года» дорогостоящий интерьер люкса внезапно помог отметить «праздник джунглей»: настенные гобелены пошли на костюмы гостей, а люстры превратились в лианы. Уезжая, Бергер без всяких угрызений совести оплатил счет на 90 тысяч марок, на котором в графе «Прочее» было приписано: «Убедительно просим больше у нас не останавливаться».
Бульварный журналист Михаэль Гретер написал однажды, что Хельмут Дитль первоначально хотел пригласить Бергера на роль мюнхенского бульварного журналиста Беби Шиммерлоса в свой фильм «Королевский кир», но из страха перед эксцентричными выходками «былой звезды», к которому со временем стали относиться как к актеру немого кино, отверг эту идею и утвердил Франца Ксавера Кретля. Бергер промелькнул еще в нескольких лентах. В «Криминальном чтиве» Квентина Тарантино он становится на экране своеобразной цитатой. Его было взяли в «Денвер-клан», но потом по желанию режиссера уволили, так как во время съемок актер решил наведаться в гости к Джеку Николсону («I told them to go and fuck themselves!»). Наконец, осенью 1992 года, когда уже не было никакого личного секретаря, сгорела его римская квартира. В огне погибли картины Миро, Шагала, Шиле, керамика работы Пикассо, собрание ваз и мебели в стиле немецкого модерна, множество писем и памятные вещи. Бергер потерял практически все свое имущество. Переезд на виа Немеа стал для него прощанием с целой эпохой.