Насупившись, Минар смотрел в сторону. Он отлично понял, о чем говорит бывший второй капитан. Речь в притче шла о старике, который перед смертью попросил своих сыновей сломать отдельные прутики, а потом – фашину, состоящую из многих прутьев. Сравнение было прозрачно: сила может быть только в единстве.
– Сир Джам, много веков даары жили в подземельях гор, – Минар говорил тихо и смотрел сурово. – Их уделом была тьма и забвение, но там, глубоко под горами, они сумели сохранить в себе главное, что делает человека человеком: стремление к свободе, веру в добро и способность быть благодарными за него. Да, их внешность изменилась, но внутренне они остались людьми, настоящими людьми, верными и преданными. Все те столетия, что даары прозябали во мраке, они жили надеждой, что однажды явится тот, кто выведет их на поверхность, к свету. Судьбе было угодно, чтобы этим человеком стал я, и, несмотря на множество препятствий и опасностей, мне удалось не разочаровать дааров и освободить их из заточения. Именно поэтому я не могу… не имею права перед собственной совестью бросить их в огонь войны, пусть и справедливой. Сир, вы лучше меня знаете, что сражения и походы огрубляют сердце и делают душу маленькой, словно пшеничное зерно. Я хочу, чтобы даары полюбили этот новый для них мир, чтобы они были счастливы. Если же их знакомство с Эторией начнется с крови, никакого счастья не будет.
– В тебе говорит трусость! – вставил сир Овад.
Минар усмехнулся.
– Я не обижаюсь на тебя, старый сир, ибо уже давно не тот оруженосец, что готов был смывать кровью любой косой взгляд в свою сторону. Мой голос сейчас – это голос ответственности. Сам по себе я, может быть, и остался бы тем же самым оруженосцем, Минаром Эмилем, и мой меч спросил бы с каждого, кто посмел упрекнуть меня. Но я не принадлежу себе точно так же, как и вы, сир Джам. За мною – тысячи дааров, за вами – Рам Дир и те люди, что доверились вам. Вы пытаетесь спасти их, а я – тех, кто доверился мне. Если на нас нападут, мы, конечно же, будем защищаться. Но я не хочу, чтобы даары нападали первыми…
– Я слышал другую историю, – перебил сир Джам, – до нас дошли слухи, что вы напали и уничтожили целый имперский караван.
– Вы меня удивляете, сир, неужели вы до сих пор верите в слухи? – Минар покачал головой. – Имперцы попытались захватить одного их моих людей. Он просто заблудился, а они устроили на него охоту, гнали по лесу, как зверя, но я их остановил. Всех. А что до самого каравана, мы его не тронули, даже еду не взяли. Вот вам правда, а не слух.
Повернувшись, Минар начал спускаться с холма.
– Его нужно остановить! – сир Друзо бросился следом за бывшим оруженосцем.
– Отставить! – махнул рукой сир Джам. – Силой тут ничего не сделаешь. Он прав, по-своему, но прав, и это его правда. Для того чтобы Минар понял нас, – он должен оказаться в сходных с нашими обстоятельствах. Видят Духи, я не хочу для него такого, но почему-то уверен – ему придется пройти и через это… Все, мы возвращаемся.
Во время нового штурма Орнаво решил не терять людей на стенах, а попытаться взломать ворота колдовского города. Его люди за ночь изготовили четыре тарана из исполинских стволов каменных сосен. Для верности их заостренные комли оковали железом. Тараны подвесили на цепях, укрепленных на толстых балках, и поставили на катки. Сверху эти сооружения закрывали огромные щиты, собранные из бревен среднего размера, положенных в два ряда. Такую защиту не могли пробить ни стрелы, ни копья.
План офицеров из штаба Орнаво был прост: установив тараны рядом, наемники должны были снести ворота целиком, слитно ударяя окованными бревнами в створки. Таким образом, для воинов генерала сразу открылся бы широкий проход, и в город смогут войти не отдельные отчаянные рубаки, а имперские когорты целиком. А после захвата привратной площади, Орнаво смог бы ввести в город войска и начать планомерное истребление несговорчивых защитников.
На рассвете загрохотали барабаны, гнусаво взвыли боевые трубы и четыре уродливых тарана поползли к воротам. Сир Джам наблюдал за этим с одной из городских башен. По его сигналу ополченцы принялись обстреливать осадные сооружения из луков и арбалетов стрелами с зажженной паклей, но толстые бревенчатые навесы надежно скрывали толкающих катки таранов наемников, а сырые воловьи шкуры гасили огонь. Точно также не сумели нанести врагу урона и каменные глыбы, которые защитники принялись сбрасывать на тараны, едва те приблизились к воротам.
Все четыре сооружения остановились одновременно. Истошно закричал один из наемников, насмерть придавленный катком. Дергающееся в судорогах тело оттащили в сторону, и по сигналу капитана в золоченом нагруднике воины принял раскачивать тараны. Омерзительный скрип цепей сопровождал многоголосое пение наемников и резкие крики их предводителей.
– Сейчас начнется, – сказал кто-то из ополченцев.
Сир Джам стиснул зубы. Все четыре тарана синхронно ударили в ворота. От сильного грохота заложило уши. Высокие створки затрещали, но выстояли.
– Резерв – на привратную площадь! – распорядился сир Джам и, оставив сира Бэррона распоряжаться обороной на стенах, сам отправился к месту возможного прорыва имперцев. К моменту, когда он по узкой каменной лестнице спустился вниз, тараны еще трижды ударили по воротам. Сир Джам увидел, что часть окованных железными полосами досок раскололась, толстые штыри, вбитые в них, повылетали, и сквозь многочисленные трещины видны перекошенные злобой лица наемников, потрясающих мечами и секирами.
– Сир, – один из рыцарей вышел из строя, готовых встретить врага. – Мои люди чувствуют, что гранитные плиты, которыми замощена площадь, трясутся, словно там, под землей, кого-то бьет дрожь.
– Делайте что должно, – устало сказал сир Джам и вытащил меч из ножен. – А там будь что будет.
В этот момент тараны сокрушили ворота, и они рухнули на камни грудой обломков. С радостными воплями наемники рванулись в арку, бросая дротики и копья, но ни одно из них не долетело до вставших стеной защитников Рам Дира. Сир Джам и остальные воины с изумлением увидели, что оружие врага вспыхивает в воздухе и сгорает полностью, вместе со стальными наконечниками и втоками, оставляя после себя только облачка серого пепла.
Крики наемников смолкли – похоже, они были напуганы и озадачены. Но пронзительный окрик капитана вывел «солдат удачи» из оцепенения – и, размахивая алебардами, гизармами и протазанами, они полезли через груду обломков, оставшихся от ворот.
Камни под ногами сира Джама и прочих защитников города словно вздохнули, вспучившись горбом, и тут же опустившись. На мгновение сиру Джаму почудилось, что арка ворот превратилась в исполинский рот, выдувавший воздух с невероятной силой. Но нет, это был не просто воздух, это было обжигающее дыхание самой смерти! Словно незримый огненный вихрь налетел на наемников, сбивая их с ног и сжигая заживо! Воины не успевали даже вскрикнуть, объятые пламенем. Те из них, что шли во второй волне атаки, попытались остановиться, чтобы избегнуть внезапной и ужасной гибели, но тщетно – вихрь налетел на них, сжег и обрушился на дубовые балки и цепи таранов.
