Ибо с ее помощью (не с моей бильярдно-шаровой головы помощью, конечно же, а с помощью схоластики) по дороге от тупого средневекового внушения к возвращенному человечеству античному убеждению через здравый смысл будущего Возрождения был сделан важный и, не побоюсь этого слова, прогрессивный довольно-таки шаг.
Первым пошел по этому замысловатому пути Пьер Абеляр (1079–1142) — французский философ и богослов.
После того, как его кастрировал мстительный каноник Фульберт (дядюшка обесчещенной шкодником Пьером девицы Элоизы), Абеляр перестал повесничать и занялся пристойными делами. В основном — схоластикой.
Кастрация не отняла ума у нашего героя (вот и верь ученым, утверждающим, что гениев без тестостерона не бывает) и он мастерски продолжил традицию софистической псевдологики, разработав схоластическую диалектику как метод логического анализа противоположных суждений в своем сочинении "Да и нет".
В данном опусе Абеляр решительно выступал против принижения значения логики в процессах познания и изложения его результатов.
Однако совершенно зря он окунулся в уже набивший оскомину еще древним грекам спор о том, как найти среди объемного арсенала риторических приемов, те, которые бы исключили вранье.
Сам по себе, пацаны, этот спор просто глуп.
Ведь даже в нашем насквозь просвещенном и донельзя политкорректном третьем тысячелетии манипуляторы от политики, религии и бизнеса все чаще и чаще используют в качестве аргументационной базы достижения науки.
Используют их с азартом и широким размахом, успешно пудря мозги одуревшему от обилия информации и стрессов обывателю.
И сколько, там, ни говори о «логике», «софистике», «диалектике», «эристике» и прочей казуистике, а истинность любого предположения, как и тысячи лет назад, подтверждается исключительно практикой. И никуда от этого не денешься, пацаны, хоть напиши миллион трактатов и произнеси миллиард речей.
Чем же тогда ценен взгляд Абеляра на эту проблему? Тем, что французский богослов в несколько закамуфлированном виде (время не способствовало откровенности) показал, что задача убеждения состоит не в том, чтобы заниматься безнадежным поиском вечных истин. А в том — чтобы исследовать законы рационального мышления и умело использовать их для управления пиплами.
Абеляр, пацаны, оказал серьезное влияние на схоластику.
Его идея о том, что существование всяких трансцендентальных штучек можно доказать на богословском диспуте, используя свой мыслительный аппарат, а не дыбу в застенках инквизиции, сильно продвинула вперед интеллектуальное развитие Европы.
Сказать, что схоластика — это богословская риторика, значит, ничего не сказать.
Схоластика — это сплав высокого ораторского искусства, совершенно бредовой мистики и разношерстной философии.
Отличает эту школу то, что целью всех ее убежденческих изысканий является разработка доказательств существования Бога в его канонической христианской интерпретации, а не денежный расчет или политические амбиции.
Главное в схоластике — отказ от чуда, как единственного подтверждения истинности религиозных басен.
То есть — схоласты вытащили упирающееся человечество из болота глухой шизофрении и повели его в царство легкого идиотизма.
Предпочтение в схоластике отдается диалектике и силлогистике, а попросту говоря — старой, до боли знакомой, классической софистике.
Схоластов отличала непоколебимая уверенность в том, что все проблемы можно решить на диспуте, вместо лабораторий и цехов.
Недостатками этого метода являются: безразличие к реальным фактам и достижениям науки и техники.
Подавляющее большинство схоластов были занудами и сумасбродами.
Интересен, пожалуй, лишь Уильям Оккам (1285–1349).
Он является, на мой взгляд, наиболее значительным схоластом. Уже хотя бы потому, что попытался изящно и ненавязчиво убрать Бога из науки.
Оккам изобрел так называемую "бритву Оккама", знаменитое: "Не следует делать с большим то, что можно сделать с меньшим".
Эта фраза со временем переросла в популярнейший афоризм: "Сущностей не следует множить сверх необходимого".
В переводе на более современный язык, это значит, что если сущность какого-либо явления легко объяснима, то незачем плодить по ее поводу множество нелепых гипотез.
Эту мысль позднее взяли на вооружение материалисты. Они рассуждали примерно так: ежели сущность горения поленьев заключается в окислении под воздействием высокой температуры углерода дров кислородом воздуха с выделением в атмосферу углекислого газа, то незачем приплетать к данному явлению еще одну сущность, например — божественное предопределение сгоранию древесины до пепла с выделением дыма.
В целом же, средневековые схоласты не внесли в убеждение чего-либо кардинально нового по сравнению, допустим, с античными софистами (о них позже), зато смело вступили в бой с дешевым поповским охмурением масс за счет внушения.
Настоящая же эра убеждения была еще впереди…
А теперь переведем убеждение на язык психпрограммирования.
И что получим? А получим следующее:
1. Гипноз — ковыряние в подсознании у клиента в кодовом режиме на уровне простейших команд.
2. Внушение — объединение команд в простейшие программы (операция идет на стыке подсознания и сознания).
3. Убеждение — операции на сознании пиплов программами средней сложности.
А если перевести убеждение на язык чисто конкретной глобальной модерации, то мы получим… э-э… А вот что тогда мы получим:
1. Гипноз незаметен потому, что охмуряемый пипл находится в отключке, тактично называемой "гипнотическим трансом".
2. Внушение прикрывается контентом из опорных фраз и прочей словесной шелухи.
3. А убеждение использует имплантацию программы (называемой водочно-чесночной чернью "образом мышления") в процесс самостоятельного интеллектуального труда клиента.
И эта программа формирует поведение манипулируемого существа так, что тот, бедняга, полностью убежден, что все его действия являются результатом собственной интеллектуальной деятельности.
И не надо тут горласто орать или проникновенно шептать, делая гипнотические пассы трясущимися с похмелья руками. Достаточно подкинуть клиенту нужную брошюрку или журнальчик с нужной информацией, которая вопьется в мозги читателя, словно пиявки в пухлую ягодицу свежеутонувшей губернаторши.
Глава 2. Теоретическая база убеждения
В эпоху европейского Возрождения, круша, топча и пиная схоластику, лихо развивается судебное и парламентское красноречие.
Схоластика же, выполнив свою скромную задачу сохранения для потомков наследия античной риторики, сходит со сцены (придя к нам полтыщу лет спустя в виде марксистской казуистики).
