– Хуана – моя жена, – сказал Кейд. – Семья для меня – святое. Это нечто основополагающее, постоянное...
Бердик нетерпеливо дернул плечами.
– Для меня нет ничего постоянного, я циник... А теперь слушай насчет декораций Уэстона. В цвете это выглядит так...
Они всю дорогу обговаривали технические детали, пока не доехали до редакции «Нью-Йорк Сан». Кейд был слишком занят, чтобы думать о Хуане. Обсуждение постановки и декораций, в котором участвовали Бердик, Гарри Уэстон и двое ведущих шоуменов, продолжалось в пригородном баре. Без пяти восемь Кейд извинился, прошел в ближайшую телефонную будку и вызвал Мехико.
Крил сказал:
– Хуана все еще не вполне здорова, амиго. Она в постели. А для машины я нашел покупателя. Он хорошо заплатит.
– Могу я с ней поговорить, Адольфо?
– Она спит. Минут пять назад я поднимался, чтобы узнать, не будет ли каких просьб, но женщина спала.
– Так Хуана действительно больна?
– Этого я не знаю. Я здесь. Я сижу в саду. Она остается в постели и вниз не сходит. Надеюсь, ты позвонишь завтра.
– Отправь ее ко мне, как только это будет возможно.
– Я тебе это уже обещал. Можешь не беспокоиться.
Кейд с легким сердцем вернулся к дискуссии в баре. Впервые с момента отъезда из Мехико у него улучшилось настроение.
На следующий день они с Бердиком работали в театре. Все шло гладко. После полудня Кейд проявлял заснятые пленки, но его мысли постоянно возвращались к Хуане. В восемь часов вечера он поручил проявить оставшиеся пленки лаборантам, а сам зашел в первый попавшийся пустой кабинет и заказал разговор с Мехико-Сити.
Пока телефонистка устанавливала связь, Кейд делал эскизы макета. Но он не мог отдаться этому занятию целиком.
Когда телефон зазвонил, Кейд с жадностью схватил трубку.
– Там никто не отвечает, – сказала телефонистка. Кейд напрягся.
– Но я точно знаю, что в доме кто-то есть. Пожалуйста, попробуйте еще раз.
Кейд ждал, и его напряжение росло. Тяжелое, гнетущее чувство овладевало им. Он попытался отвлечься мыслями о работе, но это было бесполезно.
Снова позвонила телефонистка и подтвердила, что по указанному номеру никто не отвечает.
– Дайте мне аэропорт, – попросил Кейд.
Чего он так распсиховался, спросил Кейд себя. Хуана и Крил уже в аэропорту или едут туда на машине. Ясно, что жена находится уже в пути и скоро будет в Нью-Йорке.
Служащий аэропорта сказал, что да, есть еще один, последний на сегодня, рейс Мехико – Нью-Йорк. Самолет приземляется в аэропорту Кеннеди через два часа.
«Она должна прилететь этим рейсом, – думал Кейд, – но странно, что Адольфо его не предупредил».
Спустя час Кейд отослал законченные снимки Мейтисону и снова попытался связаться с Крилом, но телефонистка снова сказала, что номер не отвечает. Он позвонил в аэропорт. Служащий ответил, что в списке пассажиров последнего рейса из Мехико сеньора Хуана Кейд не значится.
Бердик зашел в кабинет как раз, когда Кейд положил трубку. Он взглянул на искаженное мукой лицо Кейда и быстро спросил:
– Что случилось?
– Я не могу связаться с Хуаной, – ответил Кейд, поднимаясь на ноги. – Мне нельзя было оставлять ее! Проклятье! Идем куда-нибудь, выпьем!
– Кончай истерику! – отрезал Бердик. – По новой хочешь начать? Нет уж. Мы идем домой.
Кейд посмотрел на него, поколебался, затем выдавил улыбку.
– Да. Идем домой.
На следующее утро, в шесть часов, когда Бердик еще спал, Кейд попытался еще раз дозвониться в Мехико-Сити. С тем же результатом. Там никто не отвечал. Он вызвал аэропорт. Ему сказали, что есть рейс на Мехико в 9.30. Кейд побросал все необходимое в сумку и вышел из дома.
В 13.00 он уже выходил из такси, которое доставило его из аэропорта до маленького дома близ парка Чапултепек. Он прошел по тропинке, отметив, что ворота гаража раскрыты настежь и алого «сандерберда» внутри нет.
Дверь главного входа была не заперта.
Очень медленно Кейд вошел в гостиную. Застекленная дверь в патио тоже была открыта.
Кейд опустил сумку на пол и стоял, вслушиваясь в тишину. Предчувствие катастрофы овладело им, ему пришлось силой заставить себя подняться наверх. Он в нерешительности остановился у двери в спальню – сердце бешено колотилось, – потом толкнул дверь и вошел.
Крил лежал на кровати. На нем были только розовые пижамные брюки в белую полоску. В правой руке он сжимал револьвер 22-го калибра. Запекшаяся кровь на его лице и маленькая черная дырочка у виска яснее ясного сказала Кейду, что Крил умер.
От Хуаны же в комнате остался лишь безошибочно узнаваемый запах ее духов.
* * *
Кейд вернулся в Нью-Йорк поздним вечером в тот же день; В квартире его нетерпеливо дожидался встревоженный Бердик. Один только взгляд на раскрасневшееся, потное лицо Кейда сказал Бердику, что Кейд пьян.
– Ну вот! – сказал Кейд и швырнул дорожную сумку на диванчик. – Быстро и паскудно.
– Что случилось? – спросил Бердик, тщательно скрывая свой страх.
Кейд уселся. Он закурил сигарету, и Бердик увидел, что его руки трясутся.
– Она исчезла. Забрала все свои вещи и автомобиль. Думаю, это я виноват: я слишком круто с ней обошелся. Ей не хотелось расставаться с машиной – это, наверное, было решающим фактором. Если бы я не настаивал на ее продаже, она, может быть, была бы уже в Нью-Йорке. Машина очень много для нее значила, а я эту машину просто видеть не мог, зная, что это подарок одного из любовников. Как бы там ни было, Хуана ушла. – Кейд, нахмурившись, созерцал собственные руки.
– А кроме машины, я, наверное, напугал ее разговорами о деньгах. Деньги тоже для нее очень много значат.
– Ты, вроде, говорил, что Крил за ней присматривает.
Кейд рассмеялся. Этот звук заставил Бердика вздрогнуть.
– Это точно, предполагалось, что он будет за ней присматривать. Чертовски забавно, а? Я ведь действительно верил, что могу доверять Крилу. Вся беда, что я лопух... дурак от рождения. Крил спал с Хуаной. Смешно, правда?
Бердик с шумом выдохнул воздух.
– Ты уверен в этом, Вэл? Это же черт знает что! Крил всегда казался мне порядочным человеком.
– Я уверен. Я нашел его в нашей постели. Этот идиот застрелился! Ублюдок!
Кейд прикрыл глаза ладонью.
– Вот что он сделал! Сначала он ее трахнул, а потом, видать, испугался – как же он мне в глаза посмотрит?
– Господи боже мой! – потрясенный, Бердик вскочил на ноги, механически подошел к окну, раздвинул шторы и уставился в ночное небо.