Пока мы танцевали, официантки принесли нам еще шампанского, и помню, как сказала папе, что мне ударило в голову и больше пить не стоит. Я посмотрела на него, он тоже посмотрел на меня как-то странно, и поняла, что он действительно обнимает меня очень крепко. Его руки были теплыми и сильными. На мне было невероятно тонкое вечернее платье, сделанное из прозрачной газовой ткани, и через него было видно даже розовый цвет моих сосков. Папа потрогал соски пальцем через ткань, и они затвердели. И сказал: „Пошли наверх“.
Потом мы оказались в спальне. Опять же, тут чувствовалось, что действие происходит в 1930-е годы. Персиковые простыни, на стенах зеркала со стеклами персикового оттенка. Окна выходили на балкон, а снаружи театрально светила луна и росли пальмы.
Папа вышел из ванной, на нем не было ничего, кроме коротких белых трусов. Я четко могла видеть контур его половых органов, и хотя старалась не смотреть, почувствовала, как во мне растет сексуальное возбуждение. Я зашла за странного вида ширму и разделась. Потом подошла к раковине, подмылась с мылом и перед зеркалом выбрила половые органы папиным лезвием. И видела, как папа стоит у кровати и наблюдает за мной. Я в любом случае всегда сбриваю волосы на лобке, имею в виду, для меня это обычная ежедневная процедура, но в данном случае это было больше похоже на ритуал.
Папа подвел меня к кровати. Я все время думала про себя: „А это нормально — заниматься этим с собственным отцом?“ Но потом подумала: „Разумеется, это нормально; это полностью свободные отношения; это противоречия между людьми, уровень которых нужно определить с помощью практического эксперимента“. И это меня успокоило. Это был единственный приступ чувства вины за весь сон.
Мы лежали на кровати и разговаривали, и все это время ласкали друг друга. Папа поглаживал мою грудь и бедра, проводил пальцами вдоль спины. Я ласкала его лицо, плечи и живот, но старалась не прикасаться к половым органам. Не боялась, просто знала, что время для этого придет позже.
Спросила отца: „Папа, почему ты такой грустный? О чем ты думаешь?“ Он ответил: „Дело в твоей матери. Я так долго не мог тебе этого сказать“. И я все поняла. Он пытался сказать мне, что никогда по-настоящему не любил мою мать, все это время он любил меня, и хотел бы жениться на мне, а не на ней. Я знаю, что это довольно смешно, но в логику сна вписывалось хорошо.
Именно тогда опустила руку ниже и начала ласково поглаживать его пенис и яички. Кажется, я поняла, что мы можем заняться любовью только один раз в жизни. Его пенис стал очень большим, даже не могла сомкнуть вокруг него пальцы одной руки. Потом легла на спину, подняла ноги вверх и стала поддерживать их, подложив руки под бедра. Мои бедра широко раздвинулись, и папа стал смотреть на мое влагалище. Потом лег сверху, мы оба взяли в руки его пенис и направили во влагалище, а потом он начал медленно входить в меня, пока его лобковые волосы не оказались рядом с моей бритой кожей.
У нас не было обычного сношения с движениями туда-сюда. Вместо этого казалось, что его пенис живет своей жизнью внутри меня. Он становился все длиннее и длиннее и распускался внутри меня, как цветок, и мои ощущения все усиливались по мере того, как он делал это. Когда раскрылся внутри моей матки, я испытала оргазм, и помню, как вонзила ногти в папины плечи, в то же время думая, что если мама увидит эти царапины, она обвинит папу в измене.
Потом все кончилось. Мы были в Вене. Помните эту сцену из „Третьего человека“, когда Гарри Лайм в самом начале исчезает в канализации на большой площади? Это то самое место. Мы очень официально пожали друг другу руки. Потом папа поцеловал меня в щеку. Я знала, что он собирается вниз, в канализацию. Я сказала: „Будь осторожен“, — и на этом сон закончился».
Данный сон представляет интерес для фрейдистского анализа. Здесь присутствуют и соперничество между матерью и дочерью, и инцестуальная половая связь, и даже исчезновение в канализации в качестве заключительной сцены. Основная же причина, по которой я включил описание данного сна, заключается в том, что его содержание значительно шире, чем просто сексуальные отношения отец — дочь. Даже если у любовника опрашиваемой — лицо ее отца, это совсем не значит, что девушка непосредственно мечтает о собственном отце как половом партнере. Только в том случае, если во сне имеет место некая эмоциональная привязанность, какую девушка может испытывать исключительно к своему отцу, мы вправе говорить, что сновидение действительно имеет отношение к инцесту. Другими словами, отец в этом сне не просто символ. Его поведение в сновидении определяется именно тем, что он ее отец, а не просто обладает мужским членом, неважно кому принадлежащим.
Причина, почему необходимо проводить это различие, заключается в том, что признаки инцеста в содержании сна могут ввести вас в заблуждение и заставить классифицировать сон как инцестуальный, хотя на самом деле он может быть о чем-то другом. Если в вашем сне фигурируют отец или мать, присмотритесь к ним повнимательнее и попытайтесь разобраться, что они означают именно в контексте данного сна. Никогда — и это относится ко всем эротическим снам и ко всем толкованиям эротических снов — никогда не пытайтесь подогнать ваш сон под удобную схему.
Последний из нашего списка 20 распространенных снов так же неудобен для толкования и эксцентричен, как лучшие из них, он подчеркивает мой тезис, что сны полны сложных и своеобразных образов.
Сон № 20: мужчина, продавец автомобильных камер, 32 года, Нью-Йорк:
«Видите ли, уже смеркается, и я пытаюсь вернуться домой до того, как станет совсем темно. Еду на машине, типа „Доджа“, по полю пшеницы или ржи. Небо очень мрачное. Я боюсь того, что должно произойти.
Машина абсолютно бесполезна. Непохоже, что она вообще ездит. Из машины она превращается в детский трехколесный велосипед, а потом становится мягкой, как клей для склеивания моделей, поднимаю ее, скатываю в маленький треугольник и кладу в карман.
Все еще темнеет, и я вынужден бежать. Мне просто жизненно необходимо добраться до нужного места.
Прохожу мимо „Макдоналдса“. Он ярко освещен, и я решаю зайти внутрь. Внутри практически никого нет, кроме пары дальнобойщиков и семьи негров, жующих воскресный ленч. Моя сестра Трейси стоит за прилавком в голубой клетчатой накидке. Я подхожу к ней и спрашиваю, что она здесь делает. Она говорит, что подрабатывает по ночам. В помещении пахнет едой, хотя никакой еды я не вижу.
Полы ее накидки свободно свисают и спереди не застегнуты. И вижу ее голые груди и темные кудряшки прямо между ног. У меня эрекция, и надеюсь, что она этого не замечает, потому что я ее брат и мне не полагается так чувствовать. Она спрашивает, хочу ли я кофе, отвечаю, что хочу. Затем, пока сестра наливает кофе мне в чашку, я собираюсь с духом и спрашиваю, можно ли мне также минет.
Она смотрит на меня своими зелеными глазами и кивает. Я не уверен, что правильно понял, означало это „да“ или „нет“. Как бы то ни было, расстегиваю ширинку и выкладываю свой член на прилавок. Она говорит: „Просунь туда“, — и показывает мне дырку в прилавке. Я могу протолкнуть в нее свой член, а сестра становится на колени за прилавком, где никто не видит ее, и сосет мой член.
