– Очарован, мадам, – привстал Этьен, больше похожий не на барона, а на цыганского оборванца.
– Как?! – всплеснула руками графиня. – Но твой жених несколько старше. Мсьё барон…
– Его отец. Вы, наверное, не поняли его намерений, – не моргнув глазом, нашлась я. – Годфруа старший просил руки не для себя, а для своего сына. Наследного барона де Годфруа. И вы благосклонно дали согласие, помните? Я невыразимо благодарна вам за это, и буду молиться, чтобы вы, моя дорогая благодетельница, непременно попали в рай!
На лице графини отразилась целая буря эмоций. Наконец она перевела взгляд на Этьена:
– Ничего не понимаю. Но если это твой жених, Абели, почему он не одет? Что с ним?
– Злоумышленники напали у Гревской площади, – пояснила Клементина. – Париж полон лиходеев, вы же знаете. Лопни мои глаза, порядочному человеку и днем опасно ходить по улицам! Если бы мы не подоспели, ох, что было бы…
Графиня закашлялась и проговорила затем с вежливой сдержанностью:
– Весьма печально. В таком случае поправляйтесь, господин барон, благородные люди всегда протянут друг другу руку помощи. Я велю слугам принести все, что вам нужно! – Затем она сурово посмотрела на меня: – Но ты, Абели, должна сейчас же привести себя в порядок. Что бы там ни было: грабители или потоп, ты должна оставаться дамой и не ходить в рваной юбке и с сеновалом на голове…
– Да, мадам, – расцвела я, впервые не испытывая раздражения. – С большим удовольствием.
Графиня моргнула и потянулась к ручке:
– А если уважаемые гости желают отобедать…
Ее перебил стук в дверь. Показался вышколенный Лабутен в белых перчатках и шепнул что-то на ухо графине. Та встрепенулась:
– Ах, мой Бог! Зови, непременно зови! Сейчас же!
– О, госпожа, он уже тут, – Лабутен посторонился, пропуская перед собой кого-то высокого и худого. Не сказав ни слова, мсьё склонился перед графиней, целуя ей руку так, словно делал это тысячи раз.
Я ахнула и бросилась навстречу.
– Папá, ты вернулся! Тебя отпустили! Мой папа́! – прошептала я, уткнувшись носом в жилистую шею, еще пахнущую тюремной сыростью Бастилии. В ответ почувствовала ласковое тепло, и руки отца прижали меня к себе:
– Дочка…
Я зажмурилась от счастья. В благостной темноте закрытых век я увидела, как бьются вокруг меня шесть сердец, включая мое. Бьются по-разному, светятся по-разному, тускло или ярко, живо или медленно, но в каждом из них живет свой розовый цветок. Любовь.
* * *
