Наконец мы остановились перед высоченными дверьми, украшенными позолоченной резьбой. Придворный церемониймейстер в пышно-завитом парике ударил витым жезлом и объявил во всеуслышание:
– Графиня Жанна Клелия Элоиза де Веруа, принцесса де Люинн! С юной спутницей.
Трепеща и краснея, я вошла в огромную залу, освещенную развесистыми канделябрами в добрую сотню свечей и невероятной сверкающей хрусталем люстрой. «Ах», – только и подумала я, почувствовав себя совсем маленькой. Разодетые в шелка и парчу дамы в припудренных париках и господа-франты в атласе и кружевах, все были в разукрашенных масках, которые приоткрывали лишь небольшую часть будто ненастоящих, густо замазанных белилами лиц. Их неестественно красные накрашенные губы растянулись в улыбки, от которых мне стало не по себе. Вдруг показалось, что, несмотря на пастельные тона бальных нарядов, над всеми представителями королевского двора нависло густое облако цвета корицы с едкими красно-желтыми всполохами и массой темных пятен. По образовавшемуся живому коридору мы прошли вперед.
На возвышении в конце парадного зала восседал на троне король, высокий мужчина мощного телосложения, в синевато-белом парике, небесно-голубом атласном камзоле и таких же панталонах. Его лицо также было скрыто маской, но белил на коже не было. Она и без того была бледной, чуть желтоватой. Крупный рот герцога Виктора Амадея оскалился в подобии улыбки. И я тут же присела в глубоком реверансе, опустив глаза долу. Так велел этикет.
Но, признаться честно, я была рада отвести глаза от окружающей короля дымной, черной завесы, какая исходит от огня, если вылить в него прогорклого масла. Внутри меня все сжалось. Сияние драгоценностей, яркое пламя свечей в зале будто померкло. А с ними радостное волнение и предвкушение великолепного бала и удовольствий. Их поглотил страх. Страх провел по моей спине мертвенными пальцами, и там где они коснулись меня, на коже проступил холодный пот.
– О, графиня, наконец-то! – раздался жесткий голос короля. – Вы заставили меня скучать. И это не сойдет вам с рук.
– Зато я не одна, а с подарком, – поспешно сообщила мадам де Веруа, и на мое оголенное плечо опустилась рука в кружевной перчатке. Она показалась мне пропитанной ядом. – С подарком неожиданным и изящным. Ваше Величество, рада представить вам мадемуазель Абели.
«Почему она ограничилась именем?» – еще сильнее встревожилась я и все же заставила себя поднять глаза. В глазных прорезях королевской маски сверкнуло алчное любопытство.
– Шарман-шарман, голубое с золотом. Графиня, вы знаете, как упаковывать для меня подарки! Похоже, сегодня ночью я скучать не буду, – смачно расхохотался герцог. И по залу пошли фальшивые смешки, словно затявкала вслед за гигантским мастифом стая мелких, испуганных болонок.
«Я?! Подарок?! Он посчитал меня вещью?!» – страх отошел на задний план, и во мне всколыхнулось возмущение. Я негодующе взглянула на графиню. Та елейно улыбалась своему любовнику:
– О, Ваше Величество, не торопитесь. Это необычный подарок. Можно сказать, шкатулка с секретом. Обещаю вас удивить.
– Тогда еще интереснее, – подался вперед король и, присматриваясь ко мне, встал с трона.
Мой взгляд метнулся по залу – надо бежать! Куда?! Как?!
И вдруг слева от королевского престола я увидела знакомое красноватое лицо со вздыбившимися щеткой усами. Лекарь стоял весь в черном и смотрел на меня с угрожающим спокойствием.
И тут король трижды хлопнул в ладоши:
– Музыку!
Мое сердце готово было выпрыгнуть. Я растерянно оглядывалась, не понимая, что происходит. Почему музыку? Еще мгновение назад казалось, что случится нечто ужасное. Прямо здесь, прямо сейчас. Но вместо этого на балконе для музыкантов вступила флейта, и в огромное пространство бальной залы заструилась мелодия известного менуэта. Ее подхватили гобои и виолы, присоединились клавиры и скрипки. Отражаясь от высоких конусообразных потолков, пролетая между колонн и отдаваясь эхом от белокаменных стен, музыка стала такой громкой, что я кожей почувствовала вибрацию звуков. Раньше я считала этот менуэт излишне легковесным, но сейчас в его фривольных трелях сквозила трагичность и безысходность. Не зная, что и думать, я трепетала от страха и смятения.
Герцог Виктор Амадей уже стоял возле меня и протягивал руку:
– Мадемуазель не откажет своему королю в танце?
Я сглотнула, забывая, как дышать, но быстро опомнилась и присела в поклоне:
– Ваше Величество окажет мне большую честь.
А что еще я могла сказать? Плюнуть в шелковую маску и закричать, что я ему не подарок? Что я – не вещь, не ангелочек и не милочка, а ведьма в каком-то колене? Увы, мне не хватало смелости. Жаль. Внезапно захотелось стать самой настоящей ведьмой. Сильной и беспощадной. И разнести королевский замок ко всем чертям. В груди у меня кипело, руки были ледяными, будто у неживой, но на лице я изобразила улыбку.
Придворные выстроились парами. Напротив нас оказалась цветущая красавица графиня с проворным молодым человеком. По ее лицу никто не сказал бы о том, что ей меня жаль, или о том, что ее мучает совесть. Блудницам подобное незнакомо?
Тем временем серые глаза в прорезях маски изучали меня, как лошадь на ярмарке. Купить или не купить? Хорош ли у нее галоп? А нрав? Судя по тому, с какой охотой королевская длань поглотила мою кисть, осанка, круп и грива были оценены высоко. Как же мерзко!
И тут я почувствовала знакомую вонь. Тошнотворное последствие безудержного блуда.
«О, Боже! – подумала я. – Ведь графиня – королевская любовница. И значит, они больны одной и той же смертельной неаполитанской болезнью. Точнее, она-то теперь здорова…»
Зажать бы пальцами нос, но наверняка не поможет – я улавливала запах болезни какими-то иными фибрами.
Но мне стало ясно, в чем дело: я должна была стать и лекарством, и развлечением для повелителя. Но, святые угодники, я же днем едва выжила… Благодаря Этьену, кстати. А потом он обозвал меня помойным ведром для господ. Увы, теперь мне пришлось с горечью признать его правоту. Как я могла быть столь глупой? Овечкой, которая сама с радостью пришла к мяснику и вытянула шейку под топор, ради одной атласной ленточки? О, Святая Дева, помоги мне!
Широкие платья на кринолинах заколыхались в медленном ритме менуэта. Кавалеры локтями коснулись локтей партнерш. С надменной усмешкой король проделал то же самое и заметил:
– Надеюсь, мадемуазель не оскорбила шутка о подарке? Появление такой красавицы при дворе – всегда подарок. Люблю лицезреть красивые, юные лица.
«А что вы любите делать с телами девиц по ночам, старый развратник?» – проскрежетало в моей голове. Жаль, что венценосным особам нельзя все высказывать в лицо – слишком велик риск попасть в объятия палача. А жить мне отчаянно хотелось. Назло им всем.
– Ничуть, Ваше Величество. Я так и поняла, – тактично ответила я, чувствуя, что вот-вот взорвусь.
