– Я не думала…
– Прежде чем натворить чего, думать надо, что делаешь! И что потом будет.
– А не вы ли передали через Огюстена, чтобы я полагалась на интуицию? – вспылила я. – Я сделала так, как велел мой внутренний голос, и не жалею об этом. Этьен…
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату стремительно вошел великан Марешаль. Странно, но он уже был подтянут и собран.
– Дамы, лошадей заменили, карета ждет, – сообщил Огюстен.
– Я никуда не поеду, – заявила я с каменным лицом и встала, скрестив руки.
– Что еще за волюнтаризм? – рассердилась старуха, топнув ножкой. – Снова с ума сходишь из-за порченого?
– И не смейте больше называть Этьена порченым! – рявкнула я так, как и сама от себя не ожидала, и повторила: – Я никуда не поеду.
– Бёф, влюбленная дурочка, – недовольно проворчала старуха. – Таких любовей еще будет-перебудет, а род твой – один. И жизнь одна. Ценить надо.
– Возможно, сама я и не справлюсь, – проговорила я. – Возможно, демон заберет и мою душу. Но я буду знать, что не бежала трусливо вместо того, чтобы помочь человеку, которого люблю и который за меня рисковал своей жизнью. И если хотите знать, именно это утверждает сейчас моя интуиция – мы должны остаться. Мы должны его вызволить.
– Не интуиция это говорит, а плоть девичья, до поцелуев охочая! Тьфу! Неужто я ошиблась с хранительницей камня? – поразилась старуха и, достав из кармана передника цветные веревочки с узелками, начала перебирать их корявыми пальцами. Пошептала что-то себе под нос, пофыркала снова и недоверчиво уставилась на меня: – Да нет, ты должна быть хранительницей. А посему ноги в руки и марш в карету!
– Хранительницей, а не рабой, – сверкнула я глазами, подобрав камень. – Боитесь демонов? Езжайте сами. Но камень вам не отдам, самой пригодится.
Старуха сделала недовольную гримасу и запыхтела, как каша в печке. Маленькие глазки превратились в щелочки, а пальцы с короткими грязными ногтями зашевелились, словно она собиралась ворожить.
Огюстен растерянно посмотрел на нас, за окно – там уже совсем потемнело небо, потом снова на нас и пробормотал примирительным тоном:
– Дамы, не ссорьтесь. Прошу вас! Мадемуазель Абели, может, нам действительно лучше ехать? Надвигается буря, а вы еще слабы. Еще утром я боялся, что вы не выживете.
– Ничего, я ведьма. Позаимствую силу кое у кого, – процедила я. – Есть должничок. Мало не покажется.
Старуха проскрежетала:
– Ты не знаешь как.
– Вы научите.
– А коли не получится? Тогда всем конец.
– Я все-таки рискну.
– Не проще ли пожертвовать одним, чтобы жили другие? – цокнула языком старуха.
– Не проще, – я стиснула зубы. – Если Этьен умрет, рубин рассыплется на мелкие кусочки прежде, чем мы покинем Бург-ан-Бресс. Я вам это обещаю.
– Совсем рехнулась, – шикнула старуха.
Форточка с шумом распахнулась, и жутко завыл, мечась по комнате, ветер. С неба на землю посыпались черные снежинки, крупные, будто хлопья сажи над очагом.
– К тому же бежать уже поздно, – заметила я и, не позволяя страху восторжествовать, улыбнулась одной из самых милых своих улыбок. – Не так ли, мадам, мсьё?
* * *
Черный снег кружил над городом все сильнее, припорашивая красные крыши и серую мостовую, ложась на объятые трепетом зеленые листья и на испуганные до темени воды бурного ручья у сырной лавки. Изо всех углов слышалось дрожащее «In nomine Patris, et Filii…» Люди, в ужасе прикрывая головы от бесовской напасти, торопились спрятаться в укрытия, крестились оглашенно. Женщины, уводя в дома ребятню, голосили и причитали. Ржали до хрипа лошади, срывались на вой собаки, забиваясь в подворотни. Закрываясь, хлопали ставни, запирались замки.
Черная зима в конце мая напугала всех, и меня, наверное, тоже. Но я не думала о том, что мне страшно – решила подумать потом, когда все закончится. На том свете или этом. Время побояться в задний след еще будет. Радовало лишь одно – непогода оставляет улицы пустыми, лишает меня непрошеных свидетелей.
Несмотря на пронизывающий, ледяной ветер мне было жарко – внутри пылал огонь, вздымался по позвоночнику, озарял внутренности багряными всполохами. Сильнее жара мне не доводилось испытывать. С помощью рубина я одолжила по грамму обычной, живой силы у всех родичей. Они и не заметят, разве что чуть раньше захочется вздремнуть или наесться посытнее. А еще, не церемонясь, забрала яркий, с темными всплесками огонь жизни у чернокнижника. Меня не тешила, но и не огорчала мысль, что проныра лекарь сейчас, возможно, корчится от желудочных болей в королевских покоях или свалился в непонятной лихорадке. На жизнь ему огня хватит, и ладно. На какую-нибудь, вероятно, не слишком завидную жизнь. Долг платежом красен. Пожалуйте счет, господин новоиспеченный барон.
Мадам Тэйра топталась неподалеку от меня, у входа в гостиницу. Она куталась в платок и непрестанно что-то шептала. А я с удивлением поняла, стоя на выезде из постоялого двора, что сейчас я сильнее. Рубин ли, заимствованная ли жизнь разбудили во мне нечеловеческий огонь. Он сверкал, плескался лавой в избытке и при желании я могла бы, наверное, накрыть им весь городок, превратив всех и каждого в своего Голема. Эта жаркая мощь опьяняла, искушала безудержной свободой и ощущением всевластия. Она же удерживала меня на ногах, как бы неистово не бил в грудь ветер.
Огюстен, пригибая голову, поддерживал в закутке костер. В конюшне при гостинице великан раздобыл мехи и крутил, придерживая рукой в перчатке железные щипцы. Нам предстоит иметь дело с водным демоном, а что ни говори, не снискать большего врага воде, чем обычный огонь. С этим согласились все участники небольшого заговора.
Я всматривалась в дорогу, ведущую из леса, откуда с завихрениями несся снежный шторм. Внезапно совсем близко, из-за угла двухэтажного здания, на мостовую выскочил черный всадник на обезумевшем жеребце. Приближаясь ко мне на полном скаку, Этьен-демон занес над головой обагренный кровью топор.
Ой! Похоже, я рано распрощалась со страхами! На топор не рассчитывала… С произвольно вырвавшимся из горла вскриком я отпрыгнула в сторону. Прикрылась, как щитом, толстенной ставней сырной лавки. Лезвие рассекло воздух и застряло в деревянной ставне. Я выпустила ее из рук. Та, сорвавшись с петель, с грохотом обрушилась на мостовую. Расширенными глазами я вперилась в громадное топорище, вытертое до блеска руками лесорубов. Икнула. Святые угодники, в плане такого не было!
Бешеный жеребец уже бил копытами по мостовой в паре туазов от меня. Вдруг на брусчатку от ворот, где укрывался Огюстен, покатились бревна. Серый конь попятился, храпя. Великан тотчас саданул его в круп длиннющей доской, будто тараном. Животное заржало от боли, содрогнулось и начало падать. Ловкий всадник успел спрыгнуть. А конь секунду спустя лежал на боку, дергая копытами и головой, пытаясь подняться.
