Обстановка соседского номера оказалась
совершенно такой, как и номера Алены, а потому она даже в темноте легко
отличила от прочих предметов мебели диван, подошла к нему и села. Был он слишком
мягок и ужасно неудобен: стоило сесть, как мягкие подушки проваливались,
коленки оказывались выше головы, а лежать на нем вообще можно было, только
свернувшись калачиком, так он оказался короток. Несколько мгновений Алена
повозмущалась тем, что какие-то идиоты выпускают столь неудобные диваны, а
другие идиоты их покупают, к тому же в дом как бы отдыха, потом страшно
удивилась, осознав, что такие мысли возникли у нее потому, что она уже не
сидит, а именно лежит на этом диване, поругала себя за то, что ведет себя в
чужом номере столь бесцеремонно… и уснула сном, который принято называть
мертвым, но Алена этого выражения терпеть не могла, старалась его не
употреблять, а потому назовем ее сон просто очень крепким.
Наверное, несмотря на крайнее неудобство ложа,
она могла бы спать тут без просыпу довольно долго, однако проснулась от
странного ощущения, будто кто-то легко коснулся ее лица и что-то шепнул на ухо.
– Игорь… – слабо выдохнула она
любимое имя, хотя шепот был вовсе не ласковый, а скорее недовольный… Ну,
видимо, потому и вспомнился ей именно вечно чем-то недовольный, вечно ищущий
везде и всюду какие-то подвохи Игорь, а не кто-нибудь другой! И раз уж
проснулась не только Алена, но и страсть к психоанализу, а также к анализу
окружающей обстановки, то героиня наша мгновенно оценила окружающее и поняла:
разбудило ее вовсе не прикосновение – разбудил скользнувший по лицу промельк
мертвенного, бледного света, совершенно как тот, что мечется сейчас по стене.
Оно! Опять оно, то самое неведомое нечто,
которое выжило ее из собственного номера! Снова настигло, настигло и здесь!
С диким криком Алена вскинулась на диване,
выставив вперед руки, поперхнулась своим криком, подавилась страхом,
закашлялась – и онемела, услышав не жуткое завывание упивающегося победой призрака,
а недовольный, даже, можно сказать, сварливый голос:
– Вообще-то орать следовало бы именно
мне!
Голос был вполне человеческий, живой, а не
призрачный, а главное, эти сварливые нотки никак не могли принадлежать
потустороннему существу, и они оказались главной приметой реальности, в которую
и вернулась Алена. Вернулась настолько прочно, что смогла даже хрипло выдавить:
– Почему?
– Что – почему? – спросил голос,
вернее, человек, которому этот голос принадлежал. Лица его Алена не видела – в
полутьме различала только очертания стоявшей перед ней худощавой фигуры
среднего роста.
– Почему именно вам следовало бы орать?
– Да потому, что именно мне следовало бы
испугаться, войдя в свой номер и обнаружив на своем диване чужое тело. Вдобавок
неподвижное. Да еще и женское. Только этого мне еще и не хватало, учитывая те
странности, которые здесь творятся. Очень рад, что вы – не тело. Но кто вы
такая и что здесь делаете?
Алена за время краткой речи незнакомца,
произнесенной все тем же недовольным тоном, пришла в себя настолько, что
вспомнила: лучший способ обороны – наступление. Вот и ринулась в него:
– А если это ваш номер, то почему вы не
зажигаете свет, а подсвечиваете себе мобильным телефоном?
Да, способность адекватно оценивать
происходящее вполне к ней вернулась!
– Именно потому, что это – мой номер, я и
подсвечиваю себе мобильным телефоном, а не зажигаю электричество, –
усмехнулся незнакомец. – Номер мой – что хочу, то в нем и делаю.
Предположим, мне нравится ложиться спать в полутьме. И нравится, как светит мой
мобильник. А еще мне нравится спать здесь в одиночестве… Поэтому еще раз прошу:
быстренько расскажите мне, что вы здесь делаете и как сюда попали. И покиньте
помещение, если это возможно.
– Я – ваша соседка, – извиняющимся
тоном сказала Алена, решив пока что проигнорировать последнее
предложение. – Сегодня в полдень поселилась во втором номере.
– Во втором?! – изумленно воскликнул
незнакомец. – Но ведь… – И осекся.
– Да, я уже наслышана про страдальца,
который умер то ли в парилке, то ли в бассейне, то ли в самом номере, –
мрачно сообщила Алена. – Успели, проинформировали добрые люди, нагнали на
меня таких страхов, что я там, в своем обиталище, чуть с ума не сошла. Полное
впечатление, будто призрак явился, да не один, а с целой компанией новых друзей,
как будто и им тоже что-то надо найти в номере, а я мешала, вот они меня и
выживали оттуда!
– «Им тоже что-то надо найти в
номере»? – удивленно повторил Аленины слова сосед. – Тоже? А кому еще
это надо? И почему вы вообще решили, будто кто-то что-то там ищет?
– Да фактически это сам директор
«Юбилейного» мне сказал, – ответила Алена.
– Юматов? – недоверчиво переспросил
сосед. – Вам?! Быть того не может.
– Ну, не совсем мне, – призналась
Алена. – То есть совсем не мне. Я совершенно случайно услышала, как Галина
Ивановна… ну, регистратор… Знаете ее?
– А то! – последовала в ответ
ухмылка.
– Так вот Галина Ивановна меня поселять в
люкс сначала никак не хотела, просила перекантоваться два дня в другом номере,
с какой-то там бухгалтершей. Мол, произошла накладка, номер мой еще занят…
вами, как я понимаю… – добавила с ехидцей наша героиня, перестав, наконец,
ощущать перед соседом неловкость за вторжение на его территорию. Строго говоря,
это была ее территория, на которую вторгся, вернее, с которой не выторгся он.
Так что сам виноват! И она совершенно не обязана объяснять ему, что, да как, да
почему. Это он должен объяснить, почему в срок не выехал из номера и
спровоцировал нынешнюю весьма двусмысленную ситуацию!
То есть умом Алена понимала, что если бы она
действительно была такой стервой, какой ее считали многие знакомые, а того
больше – незнакомые (прежде всего, читательницы ее раскованных, вернее,
распущенных, вернее, распутных романов!), то сейчас ей следовало бы полезть в
бутылку. Однако она так делать не стала. И не только по врожденной
деликатности. К этому незнакомому и даже, по большому счету, невидимому
человеку она чувствовала странное доверие. Трудно объяснимое, учитывая его
склонность вступать в случайные связи с уборщицами! Но, с другой стороны, и
сама Алена была насчет случайных связей превеликая мастерица, правда, уборщиков
в ее коллекции еще не имелось, однако, может статься, у ее соседа классовое
чувство не столь обострено, как у нее, вот и дал маху. Простим его за это.
Опять-таки он милиционер, а с кем еще ей вступать в доверительные беседы, как
не с сотрудником внутренних органов? Да еще и запах его табака…
